Раньше всех предстали перед Томом именитые лорды,душеприказчики[21] покойного короля. Они ходатайствовали, чтобы Том утвердилнекоторые их распоряжения. Это была пустая формальность, — однако не совсем,так как в то время еще не было лорда-протектора.[22] АрхиепископКентерберийский доложил постановление совета о похоронах покойного монарха и взаключение прочел подписи душеприказчиков, а именно: архиепископКентерберийский; лорд-канцлер Англии; Вильям лорд Сент-Джон; Джон лорд Рассел;Эдуард граф Гертфорд; Джон виконт Лисли; Катберт, епископ Дургэмский…

Том не слушал, — его еще раньше смутил в этом документе одинудивительный пункт. Он повернулся к лорду Гертфорду и шепотом спросил:

— На какой день назначены похороны?

— На шестнадцатое число будущего месяца, государь!

— Это просто удивительно! Разве он продержится так долго?

Бедный малый! Королевские обычаи были для него еще внове. Онпривык к тому, что покойников на Дворе Отбросов спроваживали в могилу гораздобыстрее.

Двумя-тремя словами лорд Гертфорд успокоил его.

Затем статс-секретарь доложил о постановлениигосударственного совета, назначившего на другой день в одиннадцать часов приеминостранных послов. Требовалось согласие короля.

Том вопросительно посмотрел на лорда Гертфорда. Тот шепнул:

— Ваше величество да соблаговолит изъявить согласие. Ониприбудут, чтобы выразить вам соболезнование их августейших повелителей поповоду тяжкой утраты, постигшей ваше величество и всю Англию.

Том поступил, как ему было сказано. Другой статс-секретарьначал читать акт о расходах на штат покойного короля, достигших за последнееполугодие двадцати восьми тысяч фунтов стерлингов. Сумма была так велика, что уТома Кенти дух захватило. Еще больше изумился он, узнав, что из этих денегдвадцать тысяч еще не уплачено. И окончательно разинул рот, когда оказалось,что королевская сокровищница почти что пуста, а его тысяча слуг испытываютбольшие лишения, ибо давно уже не получают следуемого им жалованья.

Том с горячим убеждением сказал:

— Ясно, что этак мы разоримся к чертям. Нам следует снятьдомик поменьше и распустить большинство наших слуг, которые все равно ни на чтоне годны, только болтаются под ногами и покрывают нашу душу позором, оказываянам такие услуги, какие нужны разве что кукле, не имеющей ни рассудка, ни рук,чтобы самой управиться со своими делами. Я знаю один домишко, как разнасупротив рыбного рынка у Билингсгэйта… Он…

«Дядя» крепко сжал Тому руку, чтобы остановить его безумнуюречь; тот вспыхнул и остановился на полуслове; но никто не выразил удивления,как будто никто и не слыхал его слов.

Какой-то секретарь доложил, что покойный король в своейдуховной завещал пожаловать графу Гертфорду герцогский титул, возвести егобрата, сэра Томаса Сеймура, в звание пэра, а сына Гертфорда сделать графом,равно как и возвысить в звании других знатных слуг короны. Совет решилназначить заседание на шестнадцатое февраля для утверждения и исполнения волипокойного. А так как почивший король никому из поименованных лиц не пожаловал письменнопоместий, необходимых, чтобы поддержать столь высокое звание, то совет, будучиосведомлен о личных желаниях его величества по этому поводу, счел за благо,если на то будет соизволение ныне царствующего монарха, назначить Сеймуру«земель на пятьсот фунтов стерлингов», а сыну Гертфорда «на восемьсот фунтовстерлингов», прибавив к этому первый же участок земли «на триста фунтовстерлингов», «какой освободится за смертью какого-нибудь епископа».

Том чуть было не брякнул, что лучше бы сначала уплатитьдолги покойного короля, а потом уж расходовать такие огромные деньги; нопредусмотрительный Гертфорд, во-время тронув его за плечо, спас его от подобнойбестактности, и он изъявил свое королевское согласие, хотя в душе был оченьнедоволен.

С минуту он сидел и раздумывал, как легко и просто он теперьсовершает такие блистательные чудеса, и вдруг у него мелькнула мысль: почему быне сделать свою мать герцогиней Двора Отбросов и не пожаловать ей поместье? Нов то же мгновение он с горечью сообразил, что ведь он король только по имени,на самом же деле он весь во власти этих важных старцев и величавых вельмож. Дляних его мать — создание больного воображения; они выслушают его недоверчиво ипошлют за доктором — только и всего.

Скучная работа продолжалась. Читались всякие многословные,утомительно-нудные петиции, указы, дипломы и другие бумаги, относящиеся кгосударственным делам; наконец Том сокрушенно вздохнул и пробормотал про себя:

— Чем прогневал я господа бога, что он отнял у менясолнечный свет, свежий воздух, поля и луга и запер меня в этой темнице, сделалменя королем и причинил мне столько огорчений?

Тут бедная, утомленная его голова стала клониться в дремотеи, наконец, упала на плечо; дела королевства приостановились за отсутствиемавгустейшего двигателя, имеющего власть превращать чужие желания в законы.Тишина окружила дремавшего мальчика, и государственные мужи прервали обсуждениедел.

Перед обедом Том, с разрешения своих тюремщиков Гертфорда иСент-Джона, провел приятный часок в обществе леди Елизаветы и маленькой ледиДжэн Грей, хотя принцессы были весьма опечалены тяжелой утратой, постигшейкоролевскую семью. Под конец ему нанесла визит «старшая сестра», впоследствииполучившая в истории имя «Марии Кровавой».[23] Она заморозила Тома своейвысокопарной беседой, которая в его глазах имела только одно достоинство —краткость. На несколько минут его оставили одного, затем к нему был допущенхуденький мальчик лет двенадцати, платье которого, за исключением белоснежныхкружев на вороте и рукавах, было сверху донизу черное — камзол, чулки и всепрочее. В его одежде не было никаких признаков траура, только пурпурный бант наплече. Он приближался к Тому нерешительным шагом, склонив обнаженную голову, и,когда подошел, опустился на колено. Том с минуту спокойно и вдумчиво смотрел нанего и, наконец, сказал:

— Встань, мальчик. Кто ты такой? Что тебе надобно?

Мальчик встал на ноги; он стоял в изящной, непринужденнойпозе, но на лице у него были тревога и грусть.

— Ты, конечно, помнишь меня, милорд? Я твой паж, мальчик дляпорки.