Том сообразил, что мальчишка может быть ему очень полезен.Он заставил Гэмфри разговориться, что оказалось нетрудно. Гэмфри был ввосторге, что может способствовать «исцелению» Тома, ибо всякий раз, как онвоскрешал в расстроенном уме короля те или иные происшествия, случившиеся вклассной комнате или в других королевских покоях, юный король и сам чрезвычайноотчетливо «припоминал» все подробности этих событий. К концу беседы, закакой-нибудь час, Том приобрел множество полезнейших сведений о разных эпизодахи людях, связанных с придворной жизнью; поэтому он решил черпать из этогоисточника ежедневно и распорядился всегда беспрепятственно допускать к немуГэмфри, если только его величество владыка Британии не будет беседовать в этовремя с кем-нибудь другим.

Не успел Гэмфри уйти, как явился Гертфорд и принес Томуновые горести. Он сообщил, что лорды государственного совета, опасаясь, как быпреувеличенные рассказы о расстроенном здоровье короля не распространились внароде, сочли за благо, чтобы его величество через день-другой соизволилобедать публично; здоровый цвет его лица, его бодрая поступь в сочетании с егоспокойными жестами, непринужденным и милостивым обращением лучше всего положатконец кривотолкам — в случае если недобрые слухи уже вышли за пределы дворца.

Граф принялся деликатнейшим образом наставлять Тома, какподобает ему держаться во время этой пышной процедуры.

Под видом довольно прозрачных «напоминаний» о том, что еговеличеству было будто бы отлично известно, он сообщил ему весьма ценныесведения. К великому удовольствию графа, оказалось, что Тому нужна в этомотношении весьма небольшая помощь, так как он успел выведать об этих публичныхобедах у Гэмфри Марло: быстрокрылая молва о них уже носилась по дворцу. Том,конечно, предпочел умолчать о своем разговоре с Гэмфри.

Видя, что память короля так сильно окрепла, граф решилподвергнуть ее, будто случайно, еще нескольким испытаниям, чтобы судить,насколько подвинулось выздоровление. Результаты получились отрадные — невсегда, а в отдельных случаях: там, где оставались следы от разговоров сГэмфри. Милорд остался чрезвычайно доволен и сказал голосом, полным надежды:

— Теперь я убежден, что, если ваше величество напряжете своюпамять еще немного, вы разрешите нам тайну большой государственной печати. Нынчеэта печать нам ненадобна, так как ее служба окончилась с жизнью нашегопочившего монарха, но еще вчера ее утрата имела для нас важное значение… Угодновашему величеству сделать усилие?

Том растерялся: большая печать — это было нечто совершенноему неизвестное. После минутного колебания он взглянул невинными глазами наГертфорда и простодушно спросил:

— А какова она с виду?

Граф чуть заметно вздрогнул и пробормотал про себя:

— Увы, ум его опять помутился. Неразумно было заставлять егонапрягать свою память…

Он ловко перевел разговор на другое, чтобы Том и думатьзабыл о злополучной печати. Достигнуть этого ему было очень нетрудно.

На другой день явились иноземные послы, каждый всопровождении блистательной свиты. Том принимал их, восседая на троне свеличавой и даже грозной торжественностью. На первых порах пышность этой сценыпленяла его взор и воспламеняла фантазию, но прием был долог и скучен,большинство речей тоже были долги и скучны, так что удовольствие под конецпревратилось в утомительную и тоскливую повинность. Время от времени Томпроизносил слова, подсказанные ему Гертфордом, и добросовестно старалсявыполнить свой долг, — но это было для него еще внове, он конфузился и достигочень малых успехов. Вид у него был королевский, но чувствовать себя королем онне мог; поэтому он был сердечно рад, когда церемония кончилась.

Большая часть дня пропала даром, как выразился он мысленно,— в пустых занятиях, к которым вынуждала его королевская должность. Даже двачаса, уделенные для царственных забав и развлечении, были ему скорее в тягость,так как он был скован по рукам и ногам чопорным и строгим этикетом. Зато потомон отдохнул душою наедине со своим мальчиком для порки, беседа с этим юнцомдоставила Тому и развлечение и полезные сведения.

Третий день царствования Тома Кенти прошел так же, как идругие дни, с той разницей, что теперь тучи у него над головой немногорассеялись, — он чувствовал себя не так неловко, как в первое время, он начиналпривыкать к своему положению и к новой среде; цепи еще тяготили его, но онощущал их тяжесть значительно реже и с каждым часом обнаруживал, что постояннаяблизость знатнейших лордов и их преклонение пред ним все меньше конфузят иудручают его.

Одно только мешало ему спокойно ждать приближенияследующего, четвертого дня — страх за свой первый публичный обед, который былназначен на этот день. В программе четвертого дня были и другие, более серьезныевещи: Тому предстояло впервые председательствовать в государственном совете ивысказывать свои желания и мысли по поводу той политики, какой должнапридерживаться Англия в отношении разных государств, ближних и дальних,разбросанных по всему земному шару; в этот же день предстояло официальноеназначение Гертфорда на высокий пост лорда-протектора, и еще много важногодолжно было совершиться в тот день. Но для Тома все это было ничто в сравнениис пыткой, ожидавшей его на публичном обеде, когда он будет одиноко сидеть застолом, под множеством устремленных на него любопытных взглядов, в присутствиимножества ртов, шепотом высказывающих разные замечания о его малейшем движениии о его промахах, если ему не повезет и он сделает какие-нибудь промахи.

Но ничто не могло задержать наступления четвертого дня, ивот этот день наступил. Он застал бедного Тома угнетенным, рассеянным; дурноесостояние духа держалось очень долго: Том был не в силах стряхнуть с себя этутоску. Обычные утренние церемонии показались ему особенно тягостными. Он сновапочувствовал, как удручает его вся эта жизнь в плену.

Незадолго до полудня его привели в обширный аудиенц-зал, гдеон, в беседе с графом Гертфордом, должен был ждать, пока пробьет условленныйчас официального приема первейших сановников и царедворцев.

Немного погодя Том подошел к окну и стал с интересомвсматриваться в кипучую жизнь большой дороги, проходившей мимо дворцовых ворот.О, как бы ему хотелось принять участие в ее бойкой и привольной суете! Вдруг онувидел беспорядочную толпу мужчин, женщин и детей низшего, беднейшего сословия,которые со свистом и гиканьем бежали по дороге.

— Хотел бы я знать, что там происходит! — воскликнул он стем любопытством, которое подобные события всегда пробуждают в мальчишескихдушах.

— Вы — король… — низко кланяясь, сказал ему граф. — Вашевеличество разрешит мне выполнить ваше желание?