— Дорого же она заплатила за то, чтобы сделать зло самойсебе. Даже если бы она заплатила всего только фартинг, и то можно было бысказать, что ее обманули; а ведь она загубила свою душу и душу ребенка.Следовательно, она сумасшедшая; а раз она сумасшедшая, она не знает, чтоделает, и, следовательно, ни в чем не виновна.

Старцы опять закивали головами, восхищаясь мудростью Тома.Один придворный пробормотал:

— Если слухи справедливы и король — сумасшедший, не мешалобы этим сумасшествием заразиться иному здоровому.

— Сколько лет ребенку? — спросил Том.

— Девять лет, смею доложить вашему величеству.

— Может ли ребенок, по английским законам, вступать в сделкии продавать себя, милорд? — обратился Том с вопросом к одному ученому судье.

— Закон не дозволяет малолетним вступать в какие-либо сделкиили принимать в них участие, милосердный король, ввиду того, что их незрелый умне в состоянии состязаться с более зрелым умом и злоумышленными кознямистарших. Дьявол может купить душу ребенка, если пожелает и если дитясогласится, — дьявол, но никак не англичанин… в последнем случае договорнедействителен.

— Ну, это дикая выдумка, чуждая христианской религии! Как жеможет английский закон предоставлять дьяволу такие права, каких не имеет ниодин англичанин?! — воскликнул Том в благородном негодовании.

Этот новый взгляд на вещи вызвал у многих улыбку, и многиепотом повторяли эти слова в придворных кругах в доказательство того, каксамобытно мышление Тома и как проясняется его помутившийся разум.

Старшая преступница перестала рыдать и жадно, с возрастающейнадеждой впивала в себя каждое слово. Том это заметил, и ему стало еще болеежаль эту одинокую, беззащитную женщину, стоявшую на краю гибели. Он спросил:

— Что же они делали, чтобы вызвать бурю?

— Они стаскивали с себя чулки, государь!

Это изумило Тома и разожгло его любопытство до лихорадочнойдрожи.

— Удивительно! — воскликнул он пылко. — Неужели это всегдапроизводит такое страшное действие?

— Всегда, государь… по крайней мере если женщина тогопожелает и произнесет при этом нужное заклинание — мысленно или вслух.

Том обратился к женщине со страстной настойчивостью:

— Покажи свою власть! Я хочу видеть бурю!

Щеки суеверных придворных внезапно побелели от страха, и убольшинства явилось желание, хотя и не высказанное, уйти поскорее из зала, ноТом ничего не заметал, он был всецело поглощен предстоящей катастрофой. Видя,что на лице у женщины написано удивление, он с горячим увлечением прибавил:

— Не бойся, за это ты не будешь отвечать. Больше того: тебясейчас же отпустят на волю, я никто тебя пальцем не тронет. Покажи твою власть.

— О милостивый король, у меня нет такой власти… меняоговорили.

— Тебя удерживает страх. Успокойся. Тебе ничего не будет.Вызови бурю, хоть самую маленькую, — я ведь не требую большой и разрушительной,я даже предпочту безобидную, — вызови бурю, и жизнь твоя спасена: ты уйдешьотсюда свободная, вместе со своим ребенком, помилованная королем, и никто вовсей Англии не посмеет осудить или обидеть тебя.

Женщина простерлась на полу и со слезами твердила, что у неенет власти совершить это чудо, иначе она, конечно, с радостью спасла бы жизньсвоего ребенка и была бы счастлива потерять свою собственную, исполнив приказкороля, сулящий ей такую великую милость.

Том настаивал. Женщина повторяла свои уверения. Наконец Томпроизнес:

— Мне сдается, женщина сказала правду. Если бы моя мать былана ее месте и получила бы от дьявола такую волшебную силу, она не задумалась быни на минуту вызвать бурю и превратить всю страну в развалины, лишь бы спастиэтой ценой мою жизнь! Надо думать, что все матери созданы так же. Ты свободна,добрая женщина, — и ты, и твое дитя, — ибо я считаю тебя невиновной. Теперь,когда тебе уже нечего бояться и ты прощена, сними с себя, пожалуйста, чулки, иесли ты для меня вызовешь бурю, я дам тебе в награду много денег.

Спасенная женщина громко изъявила свою благодарность ипоспешила исполнить приказ короля. Том следил за ее действиями со страстнымвниманием, которое слегка омрачилось тревогой: придворные стали явно выражатьбеспокойство и страх.

Женщина сняла чулки и с себя и с ребенка и, очевидно, былаготова сделать все от нее зависящее, чтобы землетрясением отблагодарить короляза его великодушную милость, но из этого ровно ничего не вышло. Том былразочарован. Он вздохнул и сказал:

— Ну, добрая душа, перестань утруждать себя зря: видно,бесовская сила тебя покинула; если же когда-нибудь она вернется к тебе,пожалуйста не забудь обо мне — устрой для меня грозу.

Час обеда приближался, но — странное дело! — эта мысль почтине тревожила Тома и уже совсем не пугала его. Утренние события внушили ему верув себя; бедный, испачканный сажей котенок за эти четыре дня вполне освоился снезнакомым ему чердаком. Взрослому и в месяц не сделать бы подобных успехов.Никогда еще не проявлялось так явственно уменье детей легко приспособляться кобстоятельствам.

Поспешим же, — благо нам дано это право, — в большой зал дляпарадных банкетов и посмотрим, что там происходит в то время, как Том готовитсяк великому торжеству. Это обширный покой с золочеными колоннами и пилястрами, срасписными стенами, с расписным потолком. У дверей стоят рослые часовые,неподвижные, как статуи, в богатых и живописных костюмах; в руках у них алебарды.На высоких хорах, идущих вокруг всего зала, помещается оркестр; хоры биткомнабиты пышно разодетыми горожанами обоего пола. Посредине комнаты, на высокомпомосте, стол Тома. Впрочем, предоставим опять слово летописцу: