– Вы очень устали?

Питер снова рассмеялся, вспоминая свое изнеможение в тотмомент, когда он приехал.

– Нет, я уже отдохнул. Добравшись до Ла-Фавьера, япроспал примерно три часа, когда приехал. Когда вы рядом, мне не нужно многоспать.

Они вошли в маленький ресторан и заказали омлеты, круассаныи кофе. Это была ароматная, роскошная еда, и Питер с аппетитом набросился нанее. Оливия ела медленно, запивая свой завтрак крепким черным кофе.

– Я все еще не верю, что вы сюда приехали, – тихопроизнесла она. Она выглядела умиротворенной, но немного печальной. Эндиникогда бы ничего подобного не сделал. Даже в самом начале их отношений.

– Я пытался сказать вашему мужу о том, что выздесь, – честно признался Питер, и Оливия страшно разволновалась:

– Что? Вы сказали ему, где я, по-вашему, нахожусь?

Ей совершенно не хотелось, чтобы Энди приехал сюда. В том,что здесь оказался Питер, не было ничего плохого. На самом деле она была дажерада видеть его тут, но к встрече с Энди она была совершенно не готова. Именноон и был основной причиной ее побега.

– В итоге я ничего ему не сказал, – быстроуспокоил ее Питер. – Я хотел, но меня не пустили в ваш номер. Там былатайная полиция, телохранители, и у меня сложилось впечатление, что у них тамкакие-то переговоры.

– Я уверена, что это не имеет ко мне никакогоотношения. У Энди сверхъестественное чутье на такие вещи, и он точно знает,когда надо беспокоиться, а когда нет. Поэтому-то я и не стала оставлять емузаписку. Я понимаю, что, может быть, была не права, но он знает меня достаточнохорошо, чтобы чувствовать, что со мной все в порядке. Я не думаю, что ондействительно верит в версию о похищении.

– Мне тоже так показалось, когда я стоял под дверьювашего номера, – медленно произнес Питер. Там не было и следа паники,которую можно было бы ожидать, если бы она действительно оказалась в опасности.Питер быстро понял, что Эндерсен Тэтчер не слишком волнуется, и именно этозаставило его приехать сюда. – Вы не хотите позвонить ему, Оливия? –обеспокоенно спросил он, считая своим долгом хотя бы предложить ей это.

– Со временем я это сделаю. Но еще не знаю, что емускажу. И не уверена в том, что должна вернуться, хотя на короткое время мнескорее всего придется это сделать. Я должна ему кое-что объяснить.

Но что объяснять: что она больше не хочет с ним жить, чтокогда-то она любила его, а теперь все прошло, что он не оправдал ее надежд, ееожиданий? Возвращаться ей было некуда. Оливия поняла это ночью, когда вставилаключ в дверь и почувствовала, что просто не может повернуть его. Она должнабыла сделать давно задуманное – оставить его. Оказалось, что для него онабольше ничего не значит уже много лет. Большую часть времени он совершенно незамечал ее существования. Теперь это стало окончательно ясно.

– Вы хотите от него уйти? – осторожно спросилПитер, когда они закончили есть. Это было совершенно не его дело, но ведь онпроехал десять часов на машине только для того, чтобы убедиться, что она жива издорова. Это давало ему право по крайней мере на минимум информации, и она этопрекрасно сознавала.

– Да, наверное.

– Вы уверены? В том мире, в котором вы вращаетесь, этоможет вызвать сенсацию.

Не большую, чем если меня здесь обнаружат в вашемобществе, – засмеялась Оливия, заставив своего собеседника поперхнуться.Спорить с этим было трудно. Его собеседница вновь посерьезнела. – Скандалменя не пугает. Это просто хлопушка, как детские игрушки во время Хэллоуина.Дело не в этом. Политика – это не для меня. Мне многое уже пришлось выдержать,и я знаю, что говорю. Президентские выборы я просто не переживу.

– Вы думаете, что в следующем году он будет рваться вБелый дом?

– Возможно. Даже более чем вероятно. Но если он пойдетна это, я не смогу быть с ним рядом. Да, я перед ним в долгу, но не до такойстепени. Он хочет от меня слишком многого. Когда мы встретились, у нас быливерные представления о жизни, и я знаю, что Алекс тоже много для него значил,хотя он никогда не был рядом, когда его сын и я в нем нуждались. Но вбольшинстве случаев я готова была его понять.

Я думаю, перемены начались, когда погиб его брат. В немчто-то словно отмерло после этого. Ради политики Энди отринул все, чем он был ичто его волновало. А я так не могу. И не понимаю, почему я обязана делить с нимэту тяжесть. Я не хочу оканчивать свои дни так же, как моя мать, котораяпостоянно пьет, страдает от мигреней, ночных кошмаров, ужаса переджурналистами. У нее все время трясутся руки, и она больше всего на свете боитсяскомпрометировать моего отца. Никто не может все время жить в таком напряжении.Она очень изменилась внутренне, но выглядит она всегда потрясающе. Макияж,пластические операции – все это скрывает ее страх. Папа таскает ее с собой навсе свои встречи, лекции, публичные выступления и турне. Если бы мать моглаговорить правду, она бы призналась, что ненавидит его за все это, но онаникогда так не поступит.

Он разрушил ее жизнь. По-хорошему, нужно было уходить отнего много лет назад, и если бы она это сделала, ей, возможно, удалось быостаться цельным человеком. У меня такое ощущение, что она не пошла на разводпо единственной причине – чтобы не провалить ему выборы.

Питер слушал ее с серьезным лицом, глубоко задетый еесловами.

– Если бы я знала, что Энди будет заниматься политикой,я бы никогда не вышла за него замуж. Я сама виновата: должна была быдогадаться, – печально закончила Оливия.

– Но вы же не могли знать, что его брата убьют и он самв это втянется! – сказал Питер, пытаясь оставаться справедливым.

Может быть, я просто ищу оправдания, а на самом деле всеразвалилось бы и без того. Кто знает!.. – Она пожала плечами и отвернуласьк окну. Рыбацкие шхуны доплыли едва ли не до горизонта, став похожими наигрушечные кораблики. – Здесь так красиво… Если бы я могла жить в этомместе всегда!

Она говорила так, как будто действительно задумала это.

– Правда? И если вы уйдете от него, вы приедете сюда?

А он, сидя холодными зимними вечерами на кухне в Гринвиче,будет представлять ее себе – на песчаном берегу, в шуме прибоя.

– Может быть, – ответила она, все еще не увереннаядо конца в своих намерениях. Все равно ей придется вернуться в Париж ипоговорить с Энди, хотя ей совершенно не хотелось это делать. Поскольку миф оее похищении будет развиваться своим чередом в течение двух дней, можно себепредставить, в какой цирк превратит сенатор возвращение своей жены.

Вчера я говорил с Кейт, – тихо сказал Питер, прерываяразмышления Оливии о муже. – Это был несколько странный разговор послевсего того, о чем мы с вами беседовали прошлой ночью. Я всегда защищал все еедействия… и ее отношения с отцом, хотя они мне и не очень нравились. Но посленочи на Монмартре меня это стало крайне раздражать.