– Но он лежит на земле и можетпростудиться.

– Ты прям придурок, – покачалаголовой девушка, – он же тебя не пожалел. Не боись, шокер на пару минутвыключает. Видишь, уже шевелится, давай, рвем когти, ща встанет, нам плохопридется!

С этими словами она потащила Семина к егодому. Скрипач едва плелся за своей спасительницей. Вадик никогда не участвовалв драках, его детство прошло за пюпитром, в школу его всегда водила мама, да иучился он в специализированном музыкальном учреждении, в котором дети редкозатевают потасовки. Короче говоря, ему от переживаний стало плохо.

Ксюша дотащила Вадика до квартиры и сдала наруки его маме Леокадии Львовне. Та, охая и ахая, зазвала Ксюту пить чай. Воттак и началась любовь.

Первое время Вадик был искренне увлеченКсенией, она решительно не походила на великолепно воспитанных девушек соскромным макияжем, которые до сих пор окружали юношу. Ксюша красила губыкроваво-красной помадой, носила кофточки, расшитые бисером и блестками, неумела пользоваться ножом, никогда не слышала фамилию Шнитке, а последнейпрочитанной ею книгой были «Три мушкетера». Вадика она привлекла детскойнепосредственностью, веселостью и бьющим через край жизнелюбием.

До сих пор скрипачу попадались апатичные,задавленные воспитанием девицы. Вадику показалась забавной роль профессораХиггинса, он очень любил пьесы Бернарда Шоу и подумал, что сумеет переделатьКсюшу на свой лад. Леокадия Львовна, правда, пыталась остановить сына, но еевсегда послушный мальчик закусил удила.

Был еще один момент, связавший их крепчеканата. До сих пор у Вадика, несмотря на то что он справил двадцатилетие, небыло опыта половой жизни. Он водил девушек в театры и музеи, но потом неизбежновставал вопрос: а дальше что? Следовало проявить инициативу, но у Вадика вквартире постоянно кто-то находился, а его девушки стеснялись устроиться вподъезде или на природе. Ксюша же оказалась решительной, через неделю послезнакомства она затащила Вадика в какой-то подвал, где, к огромному удивлениюпарня, нашлась каморка, запиравшаяся на ключ, и кровать.

Опьянение длилось полгода, потом Вадик началпрозревать и испугался. Профессора Хиггинса из него не вышло, Ксюша по-прежнемуне пользовалась ножом, зато Вадим неожиданно поймал себя на том, что есткотлеты руками прямо со сковородки. Потом его стала раздражать манера Ксюшипроизносить «че», ее слишком яркий макияж и то, что девушку нельзя было никудапригласить: в концертном зале она засыпала, в театре все время вертелась вкресле и ела шоколадки, а в гости Вадим ее ни к кому звать не решался, потомучто стыдился редкостной невоспитанности подруги.

Потом хитрая Леокадия Львовна, ни разу несказавшая о Ксюше плохого слова и всегда встречавшая девочку с распростертымиобъятиями, попросила сына отвезти кое-какие книги Марине, тридцатисемилетнейвдове композитора Гольцева.

Вадик, естественно, поехал. Марина встретилаего в изысканном домашнем наряде, проводила в гостиную, угостила коньяком. Вдоме, кроме красивой вдовы Гольцевой, никого не было. В какой-то момент Маринаслишком низко наклонилась, в вырезе халата мелькнула высокая грудь. Однимсловом, встреча завершилась в спальне, на кружевном белье. Попав в руки опытнойдамы, Вадим потерял к Ксюше всякий интерес. В каморку в подвале его больше нетянуло, при воспоминании о грязном матрасе парень передергивался. Черезнекоторое время до Вадика дошло: он никогда не любил Ксюшу, от нее следуетизбавиться.

– И вы дали девушке от воротповорот? – спросила я.

Вадик кивнул:

– Да, я объяснил, что мы не пара.

– А она?

– Плакала сначала, звонила, приходила, ноя стоял на своем: дружить можно, но любви нет и замуж я ее не возьму! ПотомКсюша наделала глупостей, и я прервал все отношения.

– Каких глупостей?

Вадим вздохнул.

– Пришла в очередной раз и бросила настол доллары, небольшую сумму, тысячи три, но я очень удивился, откуда бы ейстолько взять.

Ксюша указала бывшему любовнику на деньги изаявила:

– Вот, зря ты считаешь меня нищетойубогой, смотри! Теперь, когда ты знаешь про приданое, возьмешь меня в жены?

Вадик обозлился, как следует допросилглупышку, узнал, что та попросту украла деньги у мачехи, и возмутился:

– Убирайся, не хочу иметь дело своровкой.

Ксюша, рыдая, ушла. Все, больше они невиделись.

– Когда произошло объяснение?

Вадим призадумался.

– Холодно было, снег лежал, год назад.Точно! Вспомнил! В самом конце ноября.

В комнату постучали.

– Да, – раздраженно воскликнулскрипач, – ну кто там еще?

Вошла домработница.

– Уж извините… Опять, как вчера, одной несправиться!

– О господи, – закатил глазаВадим, – иду!

Потом он повернулся ко мне:

– Простите, бога ради. Мама завелакотенка, крохотного совсем, лезет везде. Вчера под холодильник заполз, сегодня,похоже, тоже. Сейчас достану его и вернусь.

Легким шагом он вышел в коридор. Я осталасьодна и снова стала оглядывать комнату. Надо же, как тут все продумано, красиво,да, хорошо иметь много денег, небось одно кресло, на котором сейчас сижу, стоитстолько же, сколько вся мебель в нашей гостиной. Томочкин супруг Сеня оченьхорошо зарабатывал, но сейчас у него не лучшие времена, журнал, который онвыпускает, не выдерживает конкуренции и вот-вот перестанет выходить, Томочка неработает, сидит дома с Никиткой, Олег, правда, целыми днями занят на службе, новы, наверное, знаете, сколько получает сотрудник милиции. Я же, хоть и зовусьтеперь писательницей, бешеных гонораров пока не имею. Впрочем, если не напишу вкратчайший срок новую книгу, то вообще ничего не заработаю. Тут же передо мнойвозникла тщедушная фигурка Смоляковой, впархивающая в шикарный «Мерседес», и язаскрипела зубами.

Огромным усилием воли подавив в себе зависть,я переключилась на кресло. Какое замечательное, мягкое, очень удобное… Рукаскользнула между подлокотником и сиденьем, пальцы нащупали скомканную бумажку.Ага, в их безупречно убранном доме тоже можно найти беспорядок. Очевидно,Вадим, как Кристина, любит съесть шоколадку, а потом запихнуть обертку в глубькресла.

Я вытащила смятый листок, разгладила его ипоняла, что держу перед собой письмо, написанное на вырванной из тетрадистраничке. Никогда не читаю посланий, адресованных другим людям, но тут мойвзгляд упал на фразу: «Ты убил Ксюшу», и, мигом отбросив все приличия, явпилась в текст.