– Все-таки странно! Молоденькая девушкаубегает из дома, и никто даже ухом не ведет.

– Вадька приходил, – вздохнулаЛюся, – только тетя Зина его с лестницы спустила. Уж как орала! «Знаю, тыее подучил, скрипач долбаный».

– Кто такой Вадик?

Люся аккуратно сунула окурок в заботливопоставленную кем-то на подоконник пустую баночку из-под «Нескафе».

– Любовь Ксюхина, не по себе деревосрубить решила.

– Можешь поподробней рассказать?

– Запросто, – усмехнуласьЛюся, – слушайте.

Ксюша выросла в так называемой неблагополучнойсемье. Родители тратили все деньги на водку, потом мать умерла, а отец женилсяна Зинаиде, вполне нормальной по виду женщине, крайне отрицательно относящейсяк любому алкоголю. Непонятно, почему Зина решила выйти замуж за Ивана. Ихсемейная жизнь не заладилась сразу: скандалы, драки. У Зинаиды имелась собственная,горячо любимая дочка, и для падчерицы в ее сердце места не нашлось. Два годаназад Ксюша влюбилась, да не в кого-нибудь, а в Вадима Семина, мальчика изблагополучной, очень обеспеченной семьи. Вадик учился в консерватории по классускрипки, носил костюм с галстуком, не ругался матом, не пил в подъезде водку, вобщем, был птицей из другой стаи, но по непонятной причине между ним и Ксюшейвспыхнул роман.

– Ксюха по нему умирала, – оживленносплетничала Люся, – прямо дышать в его присутствии боялась, надеялась, чтоВадик на ней женится, только я сразу поняла: ничего хорошего не получится.Впрочем, может, и вышло бы у них чего, не знаю! Ксюха небось, когда деньгистырила, к нему поехала, наверное, родители и дали согласие на брак, когдастолько долларов увидели! Они-то Ксюху нищетой считали, а тут три тысячибаксов! С такой суммой и полюбить можно!

– Люся, ты где? – раздался снизувизгливый голос. – За смертью тебя посылать! Сколько можно яйцо ждать!

– Ой, – подхватилась девушка, –пора мне.

– Где Вадик живет, знаешь?

– В новорусском доме, – сообщилаона, сбегая по ступенькам вниз, – прямо за метро, в нем супермаркет«Перекресток».

Ее щупленькая фигурка исчезла.

– Эй, постой, – заорала я, – аквартира какая?

– Фиг ее знает, – долетело снизу,потом раздался стук, и на лестничной клетке воцарилась тишина.

Тяжело вздохнув, я пошла к метро. Может, этотВадим, мальчик из хорошей семьи, сумеет объяснить мне: каким образом на Ксюшеоказалась белая куртка и куда подевалась Аня? Наверное, юноша все глазавыплакал, разыскивая любимую, да уж, не слишком хорошую новость я ему сейчаспринесу, но, как говорила покойная Елена Тимофеевна, лучше ужасная правда, чемнеизвестность.

Номер квартиры, в которой проживал Вадик, явыяснила очень легко. Вошла в подъезд, увидела лифтершу и, притворно вздохнув,спросила:

– Не знаете, где мне найти молодогочеловека, скрипача, Вадима Семина?

– Зачем он вам? – бдительнопоинтересовалась дежурная.

– Я сотрудница консерватории, привезлаВадиму ноты, – лихо соврала я, – дом хорошо помню, бывала у Семиныхне раз, а квартиру забыла!

Консьержка оглядела меня с головы до ног и,очевидно, осталась довольна, потому что весьма приветливо ответила:

– Он живет на седьмом этаже,поднимайтесь.

Я поехала на лифте вверх, по дорогесообразила, что дежурная не назвала мне номер квартиры, но, когда лифт бесшумнооткрылся, глаза наткнулись только на одну дверь, самого роскошного вида. В этомдоме каждый этаж занимала одна квартира.

Внутрь меня впустила женщина лет сорока,одетая в розовый фартук. Не выказав никакого удивления при моем появлении, онапочтительно сказала:

– Ванная вот здесь, полотенчико голубое,абсолютно чистое.

Я молча вымыла руки и спросила:

– Простите, Вадим…

– Он вас ждет, – ответилаженщина, – сюда, пожалуйста.

Мы миновали длинный коридор, просторный холл,потом какую-то странную комнату без окон, всю, от потолка до пола, завешаннуюкартинами. В огромных апартаментах стояла музейная чистота и такая же тишина, ввоздухе витал легкий запах полироли для мебели. Наконец мы добрались до нужнойкомнаты. Я слегка удивилась, дверь ее была обита кожей.

Когда-то, до массового появления железных,подобная дверь, обложенная ватой и обитая дерматином, была в нашей с Раисойквартире. У многих в подъезде дерматин был разделен на ровные ромбы «золотой»проволокой. У нас с мачехой денег на эту красотищу не хватило. Но внутри жилогопомещения я никогда не встречала такого дизайна. Разве только в НИИ, гдеработала уборщицей, там такая дверь вела в директорский кабинет, и сделано этобыло из функциональных соображений. Начальство, обладавшее зычным голосом, нехотело, чтобы сидевшие в приемной слышали его разговоры.

– Пожалуйста, – притормозиладомработница и распахнула дверь.

Я шагнула внутрь и не удержала завистливоговздоха. Именно так должна была выглядеть моя комната, имей я в кармане столькоденег, сколько их было у родителей Вадима.

Вообще говоря, мне грех жаловаться. Всю жизнья прожила в отдельной квартире, крохотной «двушке». Большинство ребят из моегокласса обитало в таких же, и у них на тридцати квадратных метрах толпилосьбезумное количество родственников. У Ленки Мамалыгиной, например, вдесятиметровке жил старший брат с женой и двумя младенцами, а в «большой»комнате ютились остальные члены семьи. У Мишки Каретникова вообще не былокровати, он спал на кухне, на надувном матрасе. А куда, скажите, ему былодеваться, когда отец привез из деревни свою безумную мать? Мишкину софу отдалибабке, а другую кровать в квартиру невозможно было впихнуть. Мы же с Раисойжили вдвоем, но своей комнаты у меня не было. Спали мы в «маленькой», а «залу»мачеха превратила в гостиную, там стоял телевизор. Уроки я делала на кухне.Игрушки мои лежали в ящике под кроватью, а книг в нашем доме не водилось. Попаввпервые в гости к Томочке, я обомлела, увидев бесконечные стеллажи с книгами, испросила:

– Зачем вам столько книжек? Только пыльсобирать, лучше в библиотеке взять!

Класса с пятого я стала мечтать о собственнойкомнате, кстати, мечтаю о ней до сих пор. Мне кажется, что у мужа и жены должныбыть разные спальни. Никто не мешает супругам укладываться в одну постель, нодолжна существовать хоть теоретическая возможность закрыть за собой дверь иостаться в блаженном одиночестве. Не знаю, как у вас дома, а у нас в относительномпокое можно оказаться лишь в туалете, да и то очень ненадолго.