Я проснулась в 1: 37 ночи. В горле пересохло, а разум был все так же затуманен после двух мартини, которые я выпила прошлым вечером. Мой телефон показал, что сейчас 1: 37, затем 1: 38, а потом 1: 39. Я проверила, нет ли сообщений от Джека. Ничего. Проверила эсэмэс. Ничего. Нэнси из отдела кадров Банка Америки прислала мне форму, связанную с чрезвычайными ситуациями. Я не стала вчитываться, просто отправив письмо в папку под названием «Банк Америки». Новый файл занял место среди других неотвеченных запросов, и я снова отложила это на потом. Я винила Джека в том, что утратила свою собранность. Я винила его за то, что игнорирую запросы и все сообщения из Банка Америки. Болван Джек.

Джек не был моей правдой. Просто один из парней.

Я заблокировала телефон и стала вслушиваться в дыхание людей вокруг. Размеренное дыхание Констанции меня успокаивало. Еще две девочки, обе из Ирландии, вернулись поздно вечером и уснули под пьяное бормотание друг друга.

Я подумала о слове «бормотание». До чего же точно оно описывает свое звучание. Бессмысленно, но в 1: 41 ночи эта мысль показалась мне необычайно разумной. «Слякоть» — еще одно слово, которое звучит так же, как выглядит. Слякоть и бормотание. Слякоть должна быть слякотью. Бормотание идеально выражает свою сущность.

Я привстала и, сунув руку в рюкзак, достала свою бутылку с водой. Открутила крышку и жадно присосалась к бутылке. Положила воду рядом с собой и подумала о том, что мне не помешало бы сходить в уборную и пописать. Но покидать постель не хотелось. Не хотелось окончательно просыпаться. Моя голова раскалывалась, и я медленно села.

Решила отгонять от себя мысли о Джеке. Напрочь. Это было не сложно, и я гордилась своей новой решимостью. У меня были и другие дела. Целая куча дел. Банк Америки, новая квартира в Нью-Йорке, сотрудничество с Японией, путешествия, мистер Барвинок, самый старый кот в мире, Эми с Констанцией и еще дюжина друзей, которым вот-вот предстоит начать свою карьеру. Глядя на ситуацию трезво, я осознала, что Джек — сущая ерунда. Он просто был в моей жизни. Но в список моих дел он не попадет. Скорее в черный список.

К тому же я поняла, что мы совсем не подходим друг другу. Он — свободолюбивый импульсивный романтик, а я ценю постоянство. В этом он был прав. Я ориентирована на карьеру. Я — черепаха, а он — заяц. Я — муравей, а он — кузнечик. Это не делало кого-то из нас правым, а кого-то виноватым, мы просто разные. Это правильная точка зрения, и я радовалась, что наконец со всем разобралась.

— Вот так, — прошептала я, не ожидая, что мой голос прозвучит так громко в этой крошечной комнатушке.

Нет места в списке. И так слишком много всего.

21

На следующее утро я провела какое-то время в ванной, задерживая дыхание.

Я всегда делала это. В детстве целое лето я ходила в бассейн с мамой, и моим любимым занятием — занятием, которое приносило мне спокойствие, умиротворенность и чувство безмятежности, — было нырять в прозрачно-голубую воду и смотреть вверх, на небо. Лишь задержав дыхание, я могла заставить весь мир замолчать. Я слышала, как кровь циркулирует по моему телу. Биение моего сердца вдруг становилось чем-то сакральным, а мир, суета и безумие повседневности растворялись и меркли, как и обеспокоенная мама с кофе в руке, которая всматривалась в воду, проверяя, жив ли ее ребенок. А я лежала, исполненная спокойствия, пока хрустально-чистая вода отбрасывала тень на дно бассейна. Это и есть расстановка. Тогда я могла остановить целый мир. Поэтому, закрыв глаза в ванне хостела, я сделала глубокий вдох и открыла глаза, наблюдая, как мир постепенно замедляется.

Это сработало. Это всегда работало.

Я была под водой. Я посмотрела вверх и увидела шишковатый потолок над раковинами, услышала гудение труб где-то надо мной, но эти вещи меня не касались. Я представляла, что я — морской житель, ламантин или устрица, и, глядя на мир над собой, ощущала полное умиротворение. Лучи солнца постепенно проникали под воду, и я медленно и со свистом выдохнула. Вдруг откуда ни возьмись появилась одна из ирландок с растрепанными волосами и в помятой пижаме.

— Медитируешь? Ну ты даешь, — сказала она, громко хлопнув дверью. — Все, на что мне хватает сил по утрам, — это хорошенько пописать, но я скоро уйду, не обращай на меня внимания.

Я кивнула и снова задержала дыхание. Черепаха. Вот кто я теперь.

За двадцать семь евро я купила одноразовый пропуск в тренажерный зал, который мне посоветовала женщина в хостеле. Это последнее, что мне хотелось делать, но я чувствовала, как вчерашний мартини отравляет меня изнутри, поэтому решила хорошенько позаниматься. Пропотеть. Утомительный час нагрузок на мышцы наверняка поможет мне отвлечься от назойливых мыслей. Как и задержка дыхания под вымышленной водой, упражнения почти всегда помогали.

К тому же Констанция должна была сделать несколько звонков. Этим утром она наконец решила отдохнуть от искусства и истории святых.

Стоя на рецепции и слушая, какие тренажеры можно использовать, я сделала небольшое примечание: все тренажерные залы в мире выглядят примерно одинаково. В этом зале под названием «Работяга», если я правильно перевела, было много широких окон, вдоль которых выстроились два десятка велотренажеров. Велосипеды — они и в Африке велосипеды. Я взобралась на второй справа, установила самый легкий уровень сложности (постепенно набирающий градиент, все выше и выше) и принялась крутить педали.

Я пила воду. Крутила педали. Нашла информацию о Чекпойнт Чарли и прочла ее. Отправила Эми сообщение и сказала, что скучаю по ней. Очень скучаю. Написала маме, попросила ее поцеловать мистера Барвинка и расчесать его. Попросила ее поиграть с ним мышкой на веревке. Почитала еще немного о Чекпойнт Чарли, включая короткое эссе о том, до чего же сложно было добиться пропуска с Восточного в Западный Берлин.

Тем временем я неплохо вспотела. Мой хвостик шлепал мне по плечам. Блондинка немка улыбнулась мне и взобралась на соседний велосипед. Я улыбнулась ей в ответ. Она была примерно моего возраста. Я повернулась, чтобы посмотреть, не хочет ли она меня перегнать или похвастаться своей выносливостью, но она была не из тех. Она была расслаблена и, казалось, просто хотела спокойно провести время. У нее тоже был хвостик, но она носила его немного выше на затылке, чем я.

Проехав километр, я учуяла запах алкоголя в своем поту. Вытерла шею и руки белым полотенцем и продолжила.

Проехав два километра, я почувствовала, что крутить педали становится сложнее. Мое сердце стучало все сильнее, словно вот-вот разорвется. Но я продолжала ехать на своем виртуальном велосипеде, пытаясь не сбавлять темп.

Проехав три километра, я увидела Джека.

Вроде бы. Мне пришлось выпрямиться на педалях и, прищурившись, посмотреть вниз, на улицу. Джек не мог просто так появиться, решила я. Он не мог явиться из ниоткуда. Может, у меня случился инсульт. Или галлюцинации. Я остановилась и посмотрела на девушку справа. Она читала электронную книгу и совсем не обращала на меня внимания. Но я должна была как-то убедиться, что мне ничего не мерещится.