На шопинг мы потратили около часа. Примеряя вещи и дефилируя перед Джеком — покрутись, да, хорошо, угу, оно не морщится, подходит по длине, — я пыталась вспомнить, делала ли я когда-нибудь покупки с мужчиной. Моим окончательным и неизменным ответом было «нет». Никогда. Но мне понравился шопинг с Джеком. Мне нравилось натягивать на себя одежду, слышать, как он болтает с Гильдой, а потом удивляться его вкусу, глядя в трельяжное зеркало. Кроме того, ему нравилась одежда, по крайней мере на мне, ведь всего за час я перемерила дюжину платьев и повседневных нарядов. Меня возбуждало позирование для него. Он смотрел именно на меня, а совсем не на платья. Отнюдь.

— Это так странно, — сказала я ему, когда мы наконец выбрали платье в мелкий цветок, которое кокетливо подскакивало при движении. Мне нравилось платье, которое понравилось Джеку, и мне нравилось то, что у нас с ним совпадали вкусы.

— Я никогда раньше не ходила на шопинг с мужчиной. Тебе правда нравится ходить за покупками с женщинами?

— Не совсем. Мне нравится шопинг с тобой. Может, нужно купить что-нибудь еще?

— Я буду носить это платье, пока тебя не начнет тошнить от меня. Мы ведь завтра возвращаемся?

— Да.

— Мне до завтра хватит и одного наряда.

Мы целовались, пока Гильда пробивала и упаковывала платье. Выйдя на улицу, поцеловались снова. Я заставила Джека подождать и позвонила Констанции. Не хотелось бы, чтобы она решила, что меня похитили. Но она отвечала спокойно и не выказала ни капли удивления, услышав, что я с Джеком в другой части города.

— О, дорогая, я рада, что ты с ним, — сказала она. — Несмотря на то что ты его ненавидишь, конечно же.

— Ты сказала ему, где я.

— Я подумала, что если ты действительно не захочешь его видеть, то всегда сможешь сказать ему «нет».

— Спасибо.

— Обращайся.

Я нашла Джека в вестибюле. Он ничего не сказал, а лишь взял меня за руку и повел к лифту. Он ни на секунду не отпускал моей руки. Когда дверь лифта отворилась, мы вошли внутрь. Это был элегантный лифт, тяжелый и массивный, с латунным поручнем по периметру. Как только за нами закрылась дверь, Джек обхватил меня руками и поцеловал. Это было нечто большее, чем просто поцелуй. Он жадно пил меня. Прижав меня к стене, он дал волю рукам, лаская все мое тело. Мы ни на секунду не прекращали целоваться, а когда лифт наконец остановился, мне пришлось опереться рукой о стену, чтобы прийти в себя.

— Лучшая поездка в лифте в моей жизни, — сказал Джек.

Я кивнула. Я пока не доверяла себе, чтобы что-нибудь сказать.

Он взял мою руку и повел меня вперед, по коридору, устланному коврами. Шагая рядом с ним, я призналась себе, что вся эта анонимность гостиницы безумно меня возбуждает. Никто нас не знал. И никто не мог потревожить. Я сжала его руку. Он открыл комнату, не отпуская моих пальцев.

Мы вошли внутрь, и он закрыл дверь на замок. Это был очаровательный номер. Покрывало поблескивало позолотой, что, возможно, выглядело бы ужасно в отеле победнее, но качество себя оправдало, и это сработало. На полу лежал толстый сизый ковер. Джек пересек комнату и открыл шторы. Из окна, хоть и не целиком, виднелись Бранденбургские ворота. Их было сложно разглядеть, но Джек попросил меня подойти поближе, что я и сделала. Он обнял меня сзади. Поцеловал мою шею.

Это было практически невыносимо.

— Я пойду в душ, — прошептала я, трепеща, пока его губы перемещались с моих плеч к шее. — Мне нужно в душ.

— В этом нет нужды.

— Есть, еще какая. Я быстро. Поверь мне. Я не буду мыть волосы, но мне нужно ополоснуться.

— Ладно, иди. А после этого я буду долго тебя целовать. Ты ведь не против?

— Конечно нет.

— Думаю, мы зря купили платье.

— Почему?

Его губы не отрывались от моей шеи. Казалось, мое тело медленно превращается в патоку.

— Потому что мы вряд ли пойдем ужинать. Вообще куда-либо. Это наш мир, и мы не должны покидать его.

Я почувствовала, как он кивнул позади меня.

— Хорошо, — сказал он.

Я откинулась назад. Это Джек. Он идеально подходил мне по размеру. Я медленно сняла с себя его руки и, развернувшись, поцеловала его. Вечер в Берлине.

Гостиница «Адлон Кемпински» должна была получить награду за лучшие махровые халаты в истории человечества. Я нашла два таких в ванной. Взяла тот, что поменьше, и надела. Да, я ограничилась халатом. Войдя в комнату, увидела, что Джек, сидя в огромном кресле, смотрит в окно. Я тихонько подкралась к нему. Он выключил свет — или решил вообще его не включать. Вся комната была пропитана мягким серо-голубым светом.

Джек усадил меня себе на колено, и мне пришлось быстро поймать подол халата, чтобы он не распахнулся. Он поцеловал меня в губы. Нежно, медленно и долго-долго. Мне не верилось, что я столь легко умещалась на его колене. Он целовал меня снова и снова, до тех пор пока наши губы окончательно не привыкли друг к другу. Я ощущала влажность своей кожи после горячего душа, и его тело словно отвечало взаимностью.

Еще секунда — и он развяжет пояс моего халата.

Он смотрел мне прямо в глаза. Я засмущалась и чуть было не закрылась, но он едва заметно покачал головой, и я расслабилась, еще больше погрузившись в его объятия.

Он медленно приоткрыл халат, сантиметр за сантиметром. Его руки касались лишь ткани. Он наклонился, чтобы снова поцеловать мои губы, затем отодвинул халат еще немного. Трудно было сохранять спокойствие. Он плавно коснулся моей груди, живота, бедра. Словно разворачивал нечто ценное, не спеша. Мое тело само стремилось к нему в руки, отступало и вновь рвалось к нему. Периодически он наклонялся, чтобы поцеловать меня, но всегда возвращался к халату, все увереннее касаясь моей кожи. Казалось, я открываюсь ему. Как бы абсурдно это ни звучало, я и была халатом, это меня открывали. Он медленно перемещал руки, скользя по моей коже. Осторожно притронулся к моим соскам, так нежно, что мне с трудом давалось самообладание. Поцеловал меня и, крепко схватив мои запястья одной рукой, завел их мне за голову. Он был силен, и я чувствовала себя инструментом, лежащим на его коленях, словно вещь, которой можно пользоваться, играть или продать. Затем он, с трудом сдерживаясь, поднял мои руки выше, сдавил их туже и скользнул рукой между моих ног. Я была готова отдаться ему, я ждала его, и он смотрел на меня, словно говоря: «Да, теперь это все мое». Я дрожала, пытаясь дотянуться до его губ, но он поднял меня на руки и понес в кровать.

23

Плоть. Его тело на моем.

Его губы на моих, мягко, а затем стремительно. Белые занавески гостиничного номера, дыша вместе с нами, заполняли комнату, а затем отступали, колеблясь в вечернем свете. Аромат из сада достигал нас, лишь когда мы приостанавливались на секунду, прежде чем он снова приближался ко мне, заставляя забыть обо всем на свете. И мы целовались, целовались снова, и этот секс, великолепный секс, не такой, какой бывал у меня раньше, не настолько приторный, банальный и приземленный. Этого не поймешь, пока не почувствуешь.