— Точки зрения — это хорошо.

Джек сделал глубокий вдох и поднял брови, словно ему предстоит объяснять чужое мнение. Он повторно проговорил заявление, подчеркивая, что оно принадлежит кому-то другому.

— Что ж, если следовать цепочке рассуждений, то как-то так. Жители Манхэттена обитают на этой крошечной земле, притесняя друг друга, и чтобы сделать свою жизнь стоящей, они питают иллюзию, что делают нечто важное. Если ты добрался сюда, значит, сможешь добраться куда угодно… Все это дерьмо лошадиное. Поэтому они творят искусство и фильмы, и все это — какая-то часть тюремной платы. Ты должен обеспечить им развлечения, а иначе народ поднимет мятеж. Но если пройтись по улицам и, сняв розовые очки, посмотреть вокруг, то можно увидеть грязь, мусор и бездомность. Какая-то часть этого — правда в любом большом городе, но именно в Нью-Йорке действует какое-то самодовольное правило, твердящее: «Мы — лучшие в мире». Между тем большая часть усилий уходит на то, чтобы привести образ жизни в порядок. Нью-Йорк помешан на статусе-кво. Иногда создается впечатление перемен, например когда в город приезжает цирк или предстоит премьера фильма, но на самом деле ничего не меняется. В музеях чередуются выставки, и все их обсуждают, затем проходят благотворительные балы, и все принимаются обсуждать платья, новые наряды и моду… Я не знаю, Хезер. Наверное, в моих словах нет смысла. Как я уже говорил, это лишь то, что я прочел.

Но в его словах был смысл. Даже больше смысла, чем он думал, но не того смысла, который он хотел вложить. Какое-то время я не отвечала. Я понятия не имела, откуда это шло, но порочная часть меня хотела услышать больше, хотела услышать весь объем его суждений. Я хотела узнать, зачем ему разрушать мой мир лишь для того, чтобы сделать свой лучше. Мужчины иногда так поступали. Я уже видала подобные случаи.

— Разве нельзя сказать примерно то же самое о каком-нибудь другом городе? — мягко спросила я. — Это ведь просто результат того, что люди живут близко друг к другу.

Он сделал глоток пива. В тот момент от выглядел великолепно. Мышцы на его предплечье сплелись и изогнулись.

— Возможно. Наверное, можно. Но, кажется, именно за этим люди и съезжаются в Нью-Йорк. Все стремятся попасть туда с таким рвением, что мне не до конца понятно, чего именно они хотят. Даже самые богатые люди Нью-Йорка владеют меньшей площадью, чем мой дед владел в Вермонте, учитывая то, что он считался бедняком. Они живут в квартирах, подвешенных над землей, деля их со швейцарами, нянями и бухгалтерами. Тебе нужно переживать, в какую школу отправить Джонни и Джилл, ведь это должна быть особенная школа. Летом вы едете в Хэмптонс или летите на Нантакет, и все это безумно напоминает огромный конвейер. Все это так фальшиво, по крайней мере, для меня, поэтому, когда ты говоришь о том, что будешь жить в Нью-Йорке, я не знаю, что это значит. Совсем.

— Понятно, — сказала я, обдумывая его слова. — Не особо вдохновляет. Я заметила, ты переключился от общего к более конкретному. Это больше не теория, верно? Теперь это касается меня.

— Я знал, что это ранит твои чувства, я не хотел этого. Больше всего не хотел. Нужно было молчать.

«Да, — подумала я, — нужно было молчать».

— Мне нужно время, чтобы проглотить это, — сказала я, отклонившись назад и пытаясь привести дыхание в норму. — Как гром среди ясного неба.

— Ты злишься, — сказал он. — Я обидел тебя. Ну же, прости.

— Единственное, чего я не могу понять, — это то, зачем ты хотел причинить мне боль.

— Я не хотел.

— Явно хотел, Джек. Я уезжаю в Нью-Йорк через несколько недель, чтобы начать новую жизнь, а ты говоришь, что я еду в тюрьму, построенную такими же, как я. С чего вдруг ты решил мне это сообщить? Это как-то должно было меня развеселить?

— Прости, Хезер. Мне очень жаль. Иногда мне кажется, что идеи — это… весело. Небольшие мысленные эксперименты. Прости. Я дурак.

— Ты не дурак. Если бы ты был дураком, я бы не приняла это так близко к сердцу. Но ты выбрал эту тему в по-настоящему замечательный день. Я не понимаю. Какая-то пассивная агрессия. Даже когда мы спали на сене, ты сказал, что это можно исправить. Меня можно исправить. Это снисхождение.

— Я не хотел, чтобы так вышло.

— В этом все определение пассивной агрессии, верно? Я пытаюсь придумать другую причину, почему ты заговорил об этом, но у меня не получается. Ты уже давно хотел сказать свое мнение о моем выборе профессии. И ты сказал. Но сделал это окольным путем, верно? «Это не мое личное мнение, боже упаси, это лишь теория, о которой я читал».

— Зачем мне делать тебе больно?

— Потому что моя жизнь отличается от твоей. Потому что у меня есть работа и карьера, которая обеспечит мне хорошую жизнь. Может, ты завидуешь.

— Ну и кто теперь пытается сделать больно?

— Ты первый начал. Я просто радовалась солнцу и пила свое пиво. Кроме того, твоя теория — такой бред, что у меня слов нет. Люди должны где-то жить, Джек. Некоторые живут в Вермонте, а некоторые — в Нью-Йорке. И все мы развиваемся. Я удивлена, что ты в своем возрасте до сих пор этого не знаешь. Ты хочешь сказать, что в Вермонте все счастливы в середине января? Ты когда-нибудь слышал о лихорадке вследствие клаустрофобии? Люди сходят с ума от всего этого снега, льда и темноты. И кто теперь в тюрьме?

— Ты меня убедила, но если Нью-Йорк — такое распрекрасное место, то какая-то там социальная теория не должна была задеть тебя. Все это время мы с тобой играли в угадайку о нашем прошлом, о том, кто мы такие, но на самом деле я знаю, кто ты. Поэтому ты так отреагировала. Ты отреагировала, потому что боишься, что твоя жизнь превратится в рутину, ты станешь инвестбанкиром, боже мой, об этом я и говорю, ведь в твоем календаре «Смитсон» уже давно расписано все твое будущее буковками с завитушками.

— Тебе не задеть меня, ты, самодовольный дурак. Прости, но ты действительно самодовольный дурак. Ты просто нахал. Я должна была заметить это раньше. Я тебе не какая-нибудь глупая девица, которая поддастся влиянию твоих теорий социальной справедливости. Если Нью-Йорк — тюрьма, то и все остальные города — тоже. Это просто остров со множеством своих достоинств и недостатков. Это жизнь.

— Это лишь кое-что, что я прочел, Хезер. Кое-что, что, как я думал, будет интересно обсудить. Ты придаешь этому большее значение.

— Мне наплевать, что ты там прочел, Джек. Честно, мне наплевать. Меня волнует то, что ты пытаешься подорвать мой мир, просто чтобы… Как ты говорил? Просто чтобы поиграть с идеями? Очаровательно, Джек. Так не делают просто из элементарной вежливости.

— Ах, ради бога, Хезер, ты слишком бурно реагируешь!

— Снова моя вина, верно? Великолепный Джек Вермонтский ни в чем не виноват… Виновата лишь я.

— Боже, это новая сторона медали под названием Хезер.

— Правда? Можешь поставить себе один балл. Ты такой придурок, ты даже не представляешь. Серьезно. Ты думаешь, что ты весь такой свободный и классный… Как ты можешь судить меня? А ты просто слоняешься где попало…