– Так у вас есть адвокат?

– Конечно. Что в этом удивительного?

– Кто является вашим адвокатом?

– Артур Этвуд. У него офис в Мьютуэлле.

Сержант Хоффман повернулся к Мейсону:

– Я о таком не слышал. Вы его знаете, Мейсон?

– Да, я имел с ним пару раз дела. Такой лысый, приземистый…Специализировался когда-то по делам возмещений за телесные повреждения.Кажется, он, как правило, устраивал дела без суда и получал хорошие возмещения.

– Как случилось, что вы видели завещание в присутствиисвоего адвоката? – обратился Хоффман к Гриффину. – Это довольно необычно, чтобызавещатель приглашал наследника вместе с его адвокатом для того, чтобы показатьим завещание.

Гриффин сжал губы:

– Об этом вам придется поговорить с моим адвокатом. Я нехочу в это соваться. Это сложное дело, я не желаю об этом дискутировать.

– Хватит крутить! – рявкнул сержант Хоффман. – Говорите, каквсе было! Быстро!

– Что это означает? – спросил Гриффин.

Хоффман повернулся лицом к молодому человеку и взглянул нанего сверху вниз. Челюсть у сержанта слегка выдвинулась вперед, терпеливыеглаза приобрели вдруг жесткое выражение.

– Это значит, мистер Гриффин, что подобный номер у вас непройдет. Вы пытаетесь кого-то покрывать или играть в джентльмена. Одно илидругое. Это вам не удастся. Или вы мне сейчас же скажете то, что знаете, илипоедем с нами в управление.

Гриффин покраснел от гнева:

– Вы что себе позволяете, сержант? Не слишком ли резконачинаете?

– Меня мало трогает, как я начинаю. Дело идет об убийстве, авы сидите в кресле и играете со мной в кошки-мышки. Ну, отвечайте, быстро! Очем был тогда разговор и как случилось, что дядя показал завещание вам и вашемуадвокату?

– Вы, наверное, понимаете, что я говорю под принуждением?

– Понимаю, понимаю. Говорите.

– Итак, – начал Гриффин, явно затягивая, – я уже дал вампонять, что дядя Джордж не лучшим образом жил со своей женой. Он рассчитывалподать на развод, если ему удастся достать доказательства ее неверности. У насс дядей были общие интересы, и однажды, когда мы разговаривали втроем, с намибыл мистер Этвуд, дядя вдруг достал завещание. Мне было неловко, у меня не быложелания в это углубляться, но Этвуд подошел к делу как адвокат.

Гриффин повернулся к Мейсону:

– Я думаю, что вы понимаете ситуацию, правда? Кажется, выведь также адвокат.

Хоффман не спускал глаз с лица Гриффина.

– Не отвлекайтесь, мистер Гриффин, – посоветовалполицейский. – Рассказывайте, что было дальше?

– Дядя Джордж принялся острить в адрес жены, после чегопоказал нам какую-то бумагу и спросил мистера Этвуда как адвоката, имеет лиюридическую силу завещание, написанное завещателем собственноручно, или такжетребуется подтверждение двух свидетелей? Еще дядя сказал, что написалзавещание, но опасается попыток опротестовать его, поскольку слишком малоотписал супруге. Он сказал, что завещал ей всего пять тысяч долларов, идобавил, что все остальное останется мне.

– Значит, вы не читали сам текст завещания? – спросилсержант.

– Собственно, нет, – ответил Гриффин. – Ну, по крайней мере,я не изучал его внимательно, вчитываясь в каждое слово. Я лишь бросил беглыйвзгляд на него и увидел, что оно написано почерком дяди Джорджа. Ну, и он ведьсам все сказал. Мистер Этвуд просмотрел завещание более тщательно.

– И что было дальше? – спросил полицейский.

– Это все, – ответил молодой человек.

– Нет, не все, – настаивал Хоффман. – Что было дальше?

Гриффин пожал плечами:

– Ну, дядя чего-то еще говорил, ну, разные вещи. Я неочень-то внимательно слушал и сейчас почти не припоминаю…

– Вы прекратите свои выкрутасы или нет? – не выдержалХоффман. – Что еще говорил мистер Белтер?

– Он сказал, – ответил Карл Гриффин, четко произнося каждоеслово, – что хочет так поступить, чтобы его жене ничего не досталось в случае,если с ним случится что-то нехорошее. Он сказал, что не будет удивлен, если онапопытается отправить его на тот свет и завладеть имуществом, когда узнает, чтоне получит при разводе значительной суммы. Теперь я сказал вам все. А вообще,господа, если хотите знать мое мнение, то я считаю, что все это не ваше собачьедело. Я заявляю, что говорил под принуждением и мне совершенно не нравится вашеповедение.

– Не надо комментариев, – поморщился Хоффман. – Ваши слова,кажется, могут объяснить ту фразу, которую вы произнесли, когда впервыеуслышали об убийстве…

– Прошу вас, господин сержант, не возвращаться к этому, –перебил его Гриффин, подняв руки вверх. – Если даже я и сказал так, то всовершенно пьяном виде. Я не помню тех своих слов и совершенно так не думаю.

– Может быть, вы так и не думаете, – вмешался Мейсон, – новам отлично удалось…

Сержант Хоффман резко повернулся к адвокату:

– Хватит, мистер Мейсон! Я веду следствие, а вы здесь толькозритель. Или вы будете сидеть тихо, или убирайтесь отсюда прочь!

– Вы не напугаете меня, господин сержант, – спокойно сказалМейсон. – Это дом Евы Белтер, а я ее адвокат. Я выслушиваю ответы, по меньшеймере пачкающие ее репутацию, и заверяю вас, что сделаю все, чтобы этивысказывания были либо подтверждены, либо взяты обратно.

Терпеливое выражение исчезло с лица Хоффмана. Он посмотрелна Мейсона взглядом, не сулящим адвокату ничего хорошего.

– Согласен, – сказал он. – Вы можете защищать свои права иинтересы вашей клиентки. Но что-то мне подсказывает, что скоро вам самомумногое придется объяснять, мистер Мейсон. Чертовски странно, что полиция приезжаетна место преступления и застает вас болтающим с женой убитого. И еще болеестранно, что женщина, которая находит мертвого мужа, бежит и в первую очередьзвонит адвокату, а потом уж думает о чем-то еще.

– Во-первых, она не находила убитого мужа, а всего лишьслышала выстрел, – гневно ответил Мейсон. – А во-вторых, вы отлично знаете, чтоя друг миссис Белтер.

– Так действительно могло бы показаться на первый взгляд, –сухо заметил сержант.

Мейсон широко расставил ноги и расправил плечи.

– Давайте объяснимся откровенно, господин сержант, – сказалМейсон. – Я представляю интересы Евы Белтер и не вижу повода для того, чтобышвырять в нее грязью. Мертвый Джордж Белтер не стоит для нее ломаного цента.Зато представляет кучу денег для мистера Гриффина, который беззаботнопоявляется здесь с алиби, не выдерживающим никакой критики, и начинает обвинятьмою клиентку.