class="empty-line"/>

Я смотрю ему в глаза, требуя его внимания, его покорности.

— Что ты делаешь, мхуррин? — Древнее слово, обозначающее лошадь, непроизвольно слетает с моих губ, и я удивляюсь, откуда вообще его знаю. Такое случается уже не в первый раз. — Не будь таким глупым. Это я. Теперь ты меня знаешь. Одолжи мне свою скорость. Я знаю, что ты хочешь убежать за эти ворота.

Лошадь пристально смотрит на меня, потом опускает голову и тихо фыркает в знак согласия.

— Хороший мальчик, — тихо говорю я, ведя его к воротам.

Среди крови и хаоса он успокаивается.

— Подожди, — говорю я.

Жеребец повинуется, когда я толкаю массивные ворота и вывожу его наружу. Амали ждет меня с другой стороны, ее глаза широко раскрыты и остекленели. Без сомнения, она слышала шум. Неудивительно, что она все еще здесь, а не убегает в лес, перепуганная до смерти.

Но ведь она уже проявила удивительное самообладание перед лицом ужаса.

Лошадь улавливает ее запах и ржет. Вся в навозе, она ужасно пахнет, но это знакомый запах для лошади.

Мысленно я называю его Облако. Белые пятна на его черном туловище похожи на облака.

— Ты раньше ездила верхом? — спрашиваю я, не обращая внимания на выражение легкого ужаса на ее лице. Позже будет время развеять ее страхи.

— Прошлой ночью я впервые ездила на лошади, — ворчит она, — и я бы не назвала это верховой ездой.

— Нет, — соглашаюсь я, чувствуя вспышку веселья от ее раздражительности. — Мы сделали то, что было необходимо в то время. Ты ведь здесь? Пойдем. Быстро.

Темные глаза Амали вспыхивают, когда она открывает рот, чтобы что-то сказать, но потом дважды подумав, смолчала. Я подвожу ее к лошади и показываю стремена. На этот раз она поедет впереди меня.

Она садится на лошадь, а я натягиваю поводья.

— Спокойно, парень, — бормочу я, сдерживая нетерпение жеребца. Он грызет удила. Его мускулистое тело дрожит от сдерживаемого напряжения. Он хочет бежать

Я сажусь в седло позади Амали, зажав ее между руками, и берусь за поводья. Она напрягается, когда я прижимаюсь к ней, явно испуганная.

Она воняет до небес, но я не обращаю внимания на гнилостный запах дерьма.

Дерьмо — это часть жизни. Иногда мне самому приходилось ползать по канализации.

— Н-ну что ж, это было захватывающе, — сухо говорит Амали. — Но я предполагаю, что ты обычно не делаешь такого драматического выхода.

Я тихо фыркнул.

— Конечно, нет. Захватывающе — это еще одно слово для обозначения бросающегося в глаза. Обычно я перелезал через стены, и меня никогда не замечали. Это был худший выход в моей жизни, и все из-за тебя, моя дорогая.

— Я чувствую себя такой особенной. — Ее голос пронизан иронией, но легкая дрожь в нем говорит мне, что она скрывает свое потрясение.

— Ты молодец, — бормочу я. — Не каждый мог бы сделать это так убедительно.

Она напрягается, как будто моя похвала ядовита.

— И все же ты был так уверен, что я смогу это сделать.

— Ты одурачила императора и весь мидрианский двор, — пожимаю я плечами. — По сравнению с тем, это было легко.

По правде говоря, я впечатлен.

Несмотря на все, она терпит унижение, будучи покрытой дерьмом, она следовала моим инструкциям до последней буквы. Она не жаловалась и не терзалась жалостью к себе.

И вся эта грязь и вонь не могут скрыть того факта, что под грубой одеждой она теплая, гибкая, с приятным изгибами.

Мой член дергается.

Проклятое тело. Когда это у меня было так мало самоконтроля?

Я стараюсь не обращать внимания на это ощущение, надеясь, что оно пройдет. Сейчас не время для этого.

— Держись, — шепчу я ей на ухо, когда она вплетает пальцы в гриву Облака. — Мы собираемся лететь.

Облако дергает удила, по-видимому, чувствуя мое нетерпение.

Позади нас раздаются отчаянные крики. Сотни голосов сливаются, переходя в рев.

Ну, это не заняло много времени, верно?

Они послали за нами чертову армию.

Я постукиваю пятками по бокам Облака. Большего и не потребовалось. Он переходит в галоп, потом в рысь, все быстрее и быстрее, его копыта громко стучат по холодной земле, отчего комья земли разлетаются во все стороны.

Амали ахает и наклоняется вперед. Мимо просвистела стрела, за ней еще одна и еще. Я крепче обхватываю Амали руками и низко наклоняюсь, защищая от опасности.

Мои раны быстро заживут. А ее — нет.

Облако все еще набирает скорость. Пока лошадь ликует в своей свободе, я мысленно возношу благодарственную молитву какому-то несуществующему богу за быстрые копыта жеребца.

Мы оставили стрелы позади. Теперь враги нас не поймают.

Мое тело холодное. Кончики пальцев ледяные, лицо онемело от холодного ночного воздуха.

Я знаю, как должен выглядеть. Каждый раз, когда использую свою силу, то становлюсь немного бледнее, и тьма ползет под моей кожей, делая мои вены черными. Иногда мои незаконченные татуировки сдвигаются и извиваются, прежде чем вернуться на место.

Эффект всегда временный, но иногда кажется, что полуосознанные змеи вен хотят ожить.

По крайней мере, эта часть меня закрыта. Я и так достаточно напугал Амали. Ей вовсе не обязательно знать всю силу моего проклятия.

А после сегодняшнего побега я должен ей ванну в горячих источниках.

Я морщу нос.

Для нас обоих было бы неплохо принять ванну.

Может, сейчас от нее и дурно пахнет, но, по крайней мере, она теплая.

Рядом с моим холодным, чудовищным телом она теплая.

По крайней мере, у нас есть это.

Глава 13

Амали

Боясь оцарапать лицо, я крепко зажмуриваюсь, когда мы входим в лес. Мне кажется, что под нами какая-то протоптанная тропинка, но я не уверена, потому что ничего не вижу в темноте, а на пути стоят деревья и ветки. Листья и ветки задевают меня, царапая кожу. Кайм прижимает свою затянутую в перчатку руку к моей шее, пряча мою голову так, чтобы меня не ткнуло в глаз.

Он чувствуется большой мускулистой глыбой льда и все же почти нежен со мной, когда защищает от дикого леса.

Странный, приводящий в бешенство человек.

Не думала, что у таких как он есть хоть капля нежности.

Я