поступью, как кот. Ричарду приходилось по нраву появляться внезапно, а Джеймс все никак не мог к этому привыкнуть, — одна из тех вещей, о которых он молчал.

— Ничего, — спокойно отмахнулся Джеймс. — И давно ты тут стоишь?

— Давно, — холодно ответил Ричи. — Мне не нравится, что ты возишься с этой девчонкой.

Джеймса забавляло, как Ричард упорно продолжал избегать ее имени. Хоть они и оба начинали с заведомой неприязни к племяннице Эстель.

— Вещи, которые тебе нравятся, можно по пальцам одной руки пересчитать, — парировал Джеймс и заново закурил. — Да и к тому же не вожусь, а проявляю хорошие манеры, — подкрепил свои слова непринужденным жестом руки, в которой держал сигарету.

С недавнего времени он начал страшно много курить. В какой-то момент Джеймс по-новому открыл для себя сигаретный дым. Вязкость, горький вкус. Глоток никотина заполнял легкие ядом и заставлял чувствовать себя живым. Смертным. Джеймс был влюблен в это чувство и с тех пор не расставался с сигаретами.

— Есть повод? — в голосе Ричарда появилась озлобленность.

Джеймс повернулся к нему, со всей серьезностью заглядывая в глаза.

— Сделаю вид, что не понимаю, на что ты намекаешь, — сохраняя самообладание ответил он. Обоюдный гнев никогда до добра не доводил, а они с Ричардом загорались, как спички, в силу схожего темперамента.

— Не общайся с ней, — категорично заявил Ричард, взявшись за балконную ограду.

— Только не говори, что ревнуешь. Уверяю, твое место в этом ледяном сердечке забронировано навечно, — пошутил Джеймс и тут же пожалел об этом, наткнувшись на свирепый взгляд.

Он чувствовал, как внутри Ричарда вскипает раздражение.

— Ты мне как семья, — каждое слово четко отскакивало от зубов Ричи. — Вспомни, через сколько мы прошли вместе бок о бок. Вспомни, сколько крови на наших руках! — он едва сдерживал горячие эмоции. — Что нам стоило убить? Ничего! А теперь посмотри, кем ты стал!

Призыв Ричарда сработал лишь отчасти, — конечно, Джеймс помнил те политые кровью дни, и в голове даже бегло пронеслось несколько картин из прошлого, но вот хотел ли он действительно вспоминать об этом?

Ох, к своему сожалению, он помнил слишком много…

— И кем же я стал? — Джеймс весь напрягся.

— Ты… человек, — с пренебрежением произнес Ричард, буквально выплюнув последнее слово.

— И это прекрасно. Кстати, попробуй, тебе тоже понравится, — Джеймс тонкой струйкой выдохнул дым и замолк.

Назвав его «человеком», Ричард наверняка хотел уколоть. Может, раньше это так и сработало бы, но сейчас Джеймс не видел в этих словах ничего предосудительного. Скорее, наоборот.

— Как широк спектр человеческих чувств… — Задумчиво проговорил он, склонив голову. — Я и забыл совсем.

— Они делают тебя слабым, — недобро прошипел Ричард. — Слабость и боль. Я никогда не променяю на них свою власть. Никогда. Это не мой мир, — в ядовитых словах Джеймс слышал отчаяние.

— Ты уходишь? — он заметил, как Ричи повернулся к дверям.

Но тот ничего не ответил и исчез.

Джеймс одиноко погрузился в мысли. Он прекрасно знал, как приятно упиваться безразличием, но стоило ему заново попробовать на вкус простое человеческое, и прежняя жизнь напрочь померкла. Он как будто отошел от какого-то долгого, черно-белого сна и обнаружил, насколько мир насыщен на разного рода ощущения: волнующие мурашки от музыки, страшное алкогольное головокружение, тяжесть дыма в легких. Он любил дождь. Он мог испытывать нечто большее, чем отупляющая страсть, и хотел любить. Поддаться безудержной любви, как в первый раз, с чистым, только пробудившимся сердцем.

Ему нравилось оживать. Нравилось называть себя человеком, хотя от человеческого в нем было пока не так уж и много.

Сердце Риты было заполнено ненавистью, а глаза слезами. Сквозь влажную пелену она почти не различала дорогу. Отрешенная от всего мира, Рита особенно остро ощущала в душе дыру, наполненную словно битым стеклом. А потому дорога значения не имела.

Она не хотела возвращаться к тому разговору, но разум упрямо напоминал жестокость его слов. «Уходи», — так он сказал. И в который раз его властный голос в голове тупым ножом полоснул по сердцу, вызвав новый приступ рыданий.

В зеркале заднего вида одни темные сосны сменялись другими, но Рита не переставала видеть в нем балкон «Барнадетт»: Джеймс, Нина, его пиджак на плечах другой девушки. Картина затмила перед глазами все. Рита разогналась сильнее, будто скорость могла унять измученную душу.

Одной из первых она откликнулась на газетное объявление о поиске горничной, первой из кандидатов посетила «Барнадетт». Она сразу заметила Джеймса и искренне пожалела, что постоянное проживание в особняке в сделку не входило. Загадочный, отчужденный, он сидел в дальнем углу гостиной и, полный серьезности, читал «Страдания юного Вертера». Внешность далекая от Аполлона, но притягивающая взгляд не меньше. Задумчивые глаза, убранные волосы, книга в руках — все в его образе заставило Риту млеть.

Джеймс не спешил предаться сладостной взаимности. Он был слеп и равнодушием своим разжигал только больший интерес. Независимый, циничный, одинокий — идеальный байронический герой. Мерзавец, нуждающийся во спасении любовью и женской руке. Блаженная истома накрывала Риту каждый раз, видя его: укротить такого зверя — немыслимое удовольствие. Ее несбывшаяся мечта.

Не в силах больше сдерживать бушующий гнев, Рита закричала и резко выкрутила руль на повороте. Сердце замерло от ужаса, когда машину повело в сторону и выбросило с дороги. Мир бешено завертелся перед глазами, — подержанный «Форд» беспощадно крутило. В летаргическом оцепенении Рита не сознавала, как ее выбросило из салона на несколько метров в высоту, навстречу ледяным, безучастным звездам. Душа боязливо спряталась, оставив пустую, беспомощную оболочку.

Болезненный удар о промерзлую землю должен был выключить сознание, но в тот вечер Господь будто насмехался над ней. Обездвиженная, Рита чувствовала ломанные кости, горячую кровь из лопнувших артерий, рваные мышцы. Она содрогалась в беспросветной агонии, пока тихий снегопад укрывал тело. Жизнь покидала тело с мучительной нерасторопностью.

Звездное небо над головой вдруг перекрыли два нависших лица: безумные грезы это или реальность? Первый человек был высок ростом и широк в плечах, седовлас, с бритым, страшно отталкивающим лицом. Оливковая кожа плотно обтягивала выдающиеся скулы, а тонкие губы улыбались со злой иронией. Взгляд серебристых глаз наполнен недоброй окраской, присущей взгляду убийцы. Шею человека укрывал мохнатый воротник дорого пальто.

Спутник же казался моложе — бледный, как бумага, с черными волосами, достигающими границ нижней челюсти. К груди он прижимал трость с черепом из слоновой кости.

— Прекрасный вечер, чтобы умереть, — произнес седовласый будничным тоном, с которым обычно рассуждают о чудесной погоде. Его голос звучал неторопливо и мелодично.

Но едва ли Рита понимала, что с ней делается, и откуда возник