Сампо времени, опускающееся на дно, но снова не успела.

Я осознала, что я сама была тем призраком, который преследовал меня весь год и привёл к этому моменту!

Саамский бубен образовал временной мост, заставил меня предстать перед самой собой в качестве призрака и связал с Катариной, Торфинном и Эриком. Я смогла побывать в их жизнях, а они в моей. Сампо времени связало мой разум с этими людьми, чьи жизни сошлись в одном и том же месте на реке, но в разное время.

Катарина смотрела на своё отражение в прибрежной воде, а затем развернулась к своему сыну и внукам. Я мельком увидела Торфинна, идущего со своей женой Нанной по золотым ячменным полям. Он нёс на своих плечах двоих крепких детей.

От моего дыхания больше не появлялось пузырьков воздуха.

Я увидела вспышку и поняла, что нахожусь в лагере для военнопленных в Таммисаари. Я была военным фотографом Эриком Скогом, который стоял перед расстрельной командой.

Затем я высвободилась, стала неподвижной и растворилась в темноте.

Я та, кто умрёт сегодня.

– Отдай мне свою боль, – успела услышать я слова Эрика.

Завершение

ВО РТУ ПЕРЕСОХЛО. Казалось, что веки склеились, но я смогла разомкнуть их через силу. В глаза ударил яркий свет огромной лампы. Несколько удивившись, я начала понимать, где нахожусь. В больнице. Но хотя бы не под капельницей. В палате больше никого не было.

Должно быть, моё пробуждение не осталось незамеченным, так как вскоре в палату вошла доктор. Сначала мне чудилось, что я брежу, и у меня кружится голова, затем осознала, что доктор кажется мне смутно знакомой – это была та самая Ребекка из толпы на турнире. Она на самом деле доктор? Прошёл уже год с того момента, как она повязала свой платок на моё копьё.

– Привет, Ребекка, – слабо прошипела я.

– Вспомнила! – рассмеялась она. – Славно. По крайней мере, память работает. Ребекка – в «Айвенго», а моё настоящее имя Тина. Как ты себя чувствуешь?

Я пошевелила ногами. Они казались онемевшими. Боль отдавала и в рёбра, и немного болела голова.

– Как будто упала с лошади на турнире, заболела раком мозга и затем долгое время жила жизнью умерших людей, – сказала я. Мне с трудом удавалось произносить слова, так как подбородок казался окостеневшим.

Доктор улыбнулась. Она наполнила кружку-поилку водой и протянула её мне. Мне ужасно хотелось пить, поэтому я выпила всё за один раз. Тина наполнила поилку снова и уселась рядом со мной на стул.

– Так ты не рыцарь по профессии? – пошутила она, постукивая ручкой по блокноту.

– Нет. Я дублёр профессионального актёра, – сказала я и с булькающим звуком снова опустошила кружку. – Ну или была им.

Я нащупала металлическую перекладину над моей кроватью. Доктор помогла мне за неё ухватиться. Усевшись, я заметила, что у меня рубашка прилипла к вспотевшей спине. Голова закружилась. Наверное, я слишком быстро поднялась.

– Вы полагаете, что я брежу?

– Нет, – сказала доктор. – Ты в больнице Расеборга. Сейчас понедельник, половина четвёртого вечера. Можешь сказать, какой сейчас год?

– 2022.

– И зовут тебя?

– Тайка.

– Возраст? – продолжала экзаменовать меня доктор.

– Восемнадцать лет, – ответила я, медленно опуская ноги на пол. Свободные больничные носки сползли на щиколотки.

Доктор просмотрела свои бумаги и затем сказала:

– Ты участвуешь в исторических реконструкциях и являешься одной из исполнительниц.

– Участвовала, – со вздохом поправила я. – Год назад я входила в группу исторических реконструкций, которая организовывала турниры. Я выступала в роли рыцаря. Затем я провела год в группе «Турпайоухет». Она больше про железный век и «Калевалу».

– Да, совершенно верно, – кивнула доктор.

– Я хотела стать актрисой. Это была моя мечта.

Тина подняла взгляд от своих бумаг и с интересом спросила:

– Почему?

– То же самое у меня спрашивали на вступительных в Театральную академию, когда я туда поступала.

– Что ты тогда ответила? Помнишь?

– Что я хочу дарить людям эмоции, которые сделают их более чуткими.

– Хороший ответ, – согласилась доктор. – То есть ты изучаешь актёрское мастерство?

– Нет. Я не поступила туда.

Я осторожно заставила себя встать. Ноги меня держали, хоть и дрожали от слабости. Я посмотрела в окно. На противоположной крыше два голубя чистили друг другу пёрышки.

– Почему вы так много спрашиваете? Рак лишил меня рассудка? – спросила я.

– Ты не сошла с ума, – ответила Тина. – И у меня новости касаемо твоего рака.

Я перевела взгляд на доктора. У меня отвисла челюсть.

– Какие новости? Стало ещё хуже? Разве может быть что-то ещё хуже? Счёт идёт на дни? Или на часы?

– Он…

Предложение осталось незаконченным, потому что в палату, запыхавшись, вбежал отец. Он обнял меня и нежно поцеловал в голову.

– О, Тайка! – произнёс он, не выпуская меня из объятий. – Бог услышал мои молитвы.

– Что это значит? – удивлённо спросила я.

– Случилось чудо! – вскричал отец, и я заметила в уголках его глаз слёзы.

– Какое чудо? Расскажите же уже!

Я застыла от волнения, и тепло разлилось по моему телу.

– Твоя болезнь ушла! – воскликнул отец.

Я тут же потеряла равновесие. Отец и доктор успели схватить меня за руки и помогли мне снова присесть на край кровати. Буря эмоций не давала мне произнести ни слова, я лишь кусала свои губы.

– Прошла? – заикаясь спросила я.

– Опухоль головного мозга с метастазами действительно полностью исчезла, – подтвердила доктор. – На снимках больше нет никаких признаков опухоли. Я никогда раньше не видела и не слышала ничего подобного.

– Но… – мне потребовалось какое-то время, чтобы переварить услышанное. – Как такое возможно? Метастазы были уже повсюду, и было уже слишком поздно для какого-либо лечения.

На мои глаза тоже навернулись слёзы. Отец сиял. Я снова запрыгнула в его объятия и сжала его шею так крепко, как только могла. Затем я обняла доктора.

Я била ладонью по матрасу, пинала ногами воздух, мне хотелось прыгать и скакать. Чтобы не завизжать от радости, я прижала подушку ко рту.

Эрик, должно быть, забрал мою опухоль с собой. Ещё тогда, в реке, я что-то почувствовала, прежде чем всё вокруг потемнело. Я только не поняла, что это было.

Слава богу, что я не утонула!

Но не могу же я рассказать отцу или кому-то ещё, что Эрик, мой знакомый военный фотограф времён гражданской войны, забрал мою опухоль прямо перед своей казнью.

После того как я успокоилась, мы ещё немного поболтали, пока доктор не ушла к другим пациентам. Папа сходил в буфет и