Ванда встретила еес королевскими почестями, отвела в раздевалку, приняла и повесила на «плечики»костюм и блузку, а взамен протянула клиентке свежевыстиранный и тщательноотглаженный розовый пеньюар.

Потом она усадиласиньору в кресло. Тем временем пришли и другие клиентки; насыщенный ароматамишампуня, кремов и лосьонов воздух заполнился приглушенным щебетанием.

Далекая от всейэтой веселой суеты, Мария была целиком погружена в мысли о своей несчастнойлюбви и с болью вспоминала пустынный берег, поникшие пляжные зонтики, низкиеволны отлива, бегущие в открытое море, и руку Мистраля, сжимавшую ее пальцы.Она почувствовала, как слезы неудержимо подступают к горлу, и бросилась вкладовую в задней части парикмахерской. Согнувшись в тесном помещении, словнозародыш в материнской утробе, она укрылась от легкомысленного и праздноговеселья внешнего мира. Однако именно там ее и нашел Марко.

— Ты что тутделаешь? — спросил он.

Девушка посмотрелана него с возмущением.

— Я плохосебя чувствую, — ответила она, пытаясь проскользнуть мимо него и уйти.

Марко заступил ейдорогу. В салоне продолжался оживленный разговор.

— Да погодиже ты минутку. Похоже, в тебя бес вселился, — проговорил он вполголоса.

— Так и есть.Дайте мне пройти, — она рассердилась не на шутку.

— А если ятебя не пущу? — спросил Марко с похотливой улыбочкой.

Не удостаивая егоответом, Мария решительно направилась к двери. Марко толкнул ее к стене ияростно стиснул в объятиях, осыпая жадными поцелуями и в то же время однойрукой разрывая и стаскивая с нее трусики.

Оглушеннаямерзкими ласками и гадкими словами, которые муж Ванды нашептывал ей на ухо,Мария почувствовала головокружение, к горлу подкатила тошнота. Унизительноеощущение беспомощности ранило ее даже больше, чем насилие само по себе. Этотмужчина решил воспользоваться ею, потому что считал ее ничтожеством. В еепомутившемся сознании возник просвет, и она поняла, что ей не на когорассчитывать, не к кому обратиться, чтобы заставить Марко отказаться от своихнамерений: она одинока и беззащитна, с ней можно делать что угодно. Вот поэтомуи Мистраль бросил ее. Она ничего не значила, ее как бы и вовсе не было.

Огромные,отвратительные причиндалы мужчины были наставлены на нее, как пистолет, и Марияуже готова была покориться. Он пытался овладеть ею в тесном пространствекладовой, а она оставалась неподвижной, охваченная апатией и вялостью. Никто непридет ей на помощь, даже если она закричит, звать кого-либо бесполезно.Болезненный спазм сковал ее, мешая сопротивляться, и то, что она сделала вследующую минуту, было чисто инстинктивным, не обдуманным заранее жестом. Онавцепилась ему в мошонку и стиснула изо всех сил. Нечеловеческий вопль прервалболтовню в салоне, и неотразимый сердцеед согнулся пополам, как проколотыйбурдюк с вином. Прибежала Ванда, следом за ней появилась синьора Элена Серра.Их глазам предстало омерзительное зрелище.

Мария укрылась вобъятиях синьоры Серры.

— Этоживотное, — всхлипывала она, давясь рыданиями.

— Настоящееживотное, — согласилась жена доктора Серры, глядя на посиневшую физиономиюМарко. В престижном «Салоне красоты» воцарилась гробовая тишина. Работницы иклиентки сразу же догадались обо всем, что произошло. Ванда швырнула елеразогнувшемуся мужу пиджак и молча указала на запасный выход. Он проковылял кдверям с убитым видом.

— Позор! —раздался суровый, как приговор, голос Элены Серры.

Остальные клиенткии сотрудницы молчали, прекрасно понимая, что у них еще будет время всластьпосудачить о случившемся, и только Ванда решила высказаться безотлагательно.Следуя общераспространенным фарисейским представлениям о морали, она твердоусвоила для себя, что если мужчина — вечный охотник, то женщине, если она нешлюха, вовсе не обязательно становиться дичью. Поэтому она повернулась к Мариис видом неумолимого судьи:

— Снимихалат. Надевай свои обноски и убирайся. Ты уволена.

Парализованнаяновым незаслуженным оскорблением, девушка была не в силах спорить. Онаосвободилась из объятий синьоры Серры и повиновалась. Ванда вернулась в салон сгорящими от праведного негодования глазами.

— Спектакльокончен, — объявила она. — Эта поломойка из кожи лезла вон, чтобы егособлазнить, а он, дурак набитый, и попался, как карась на уду.

Она была безумнозла на мужа, но считала своим долгом помочь ему спасти лицо.

Единственнойособой, высказавшей свое возмущение тут же, на месте, не откладывая в долгийящик, стала синьора Серра. Кое-как причесав волосы, она повторила «Позор!»,обращаясь на сей раз к самой Ванде, и навсегда покинула парикмахерскую. «Салонкрасоты» Ванды и Марко лишился одной из самых преданных и уважаемых клиенток.Но злые языки уже заработали, и теперь сплетне, обрастающей, как снежный ком,домыслами и фантастическими подробностями, предстояло распространиться по всемугороду.

Мария со слезамивернулась в Каннучето, встреченная приветственным лаем Лилы и Москино,выражавших ей, как всегда, свое внимание и любовь. Они умолкли, лишь увидев,что она поставила велосипед в сарай, обошла кругом дом и исчезла в поле средивысоких стеблей кукурузы.

Посредикукурузного поля открывалась прогалина, поросшая высокой, выцветшей на солнцетравой. Обессиленная, разбитая, Мария опустилась на этот душистый ковер.Воображая себя жертвой заговора злых сил, она уже видела, как ее семья беретсторону Ванды и Марко, а она остается в одиночестве, безо всякой защиты, потомучто она сама во всем виновата. Увольнение без предупреждения служило тому самымнаглядным доказательством. А как же насилие? Это тоже ее вина. Ведь из всехдевушек, работавших у Ванды, лишь она одна заставила Марко потерять голову. Вглазах людей у насильника всегда найдется оправдание. Она знала, что ничем незаслужила такого бесчестья, но ее семья, когда узнает, наверняка решит, что онасама искала приключений себе на голову.

Мария чувствоваласебя кругом виноватой, свинцовая тяжесть давила ей на сердце. Ее словно опуталилипкой, темной паутиной, она несла на себе печать греха. Попытка вырваться напростор из убогой деревушки привела к тому, что она замарала себя грязью. Дочего же невыносимо трудна жизнь! Даже самое простое намерение осуществитьневозможно. Ну как, например, добраться до своей комнаты, если для этогонепременно надо пройти через набитый посетителями обеденный зал? Она быласейчас просто не в состоянии взглянуть в глаза родителям, братьям, бабушке, неговоря уж о посторонних. Ей казалось, что все по ее лицу догадаются ослучившемся.

Вспомнив оМистрале, пустившемся догонять свою мечту, Мария поняла, что ее жизнь лишенасмысла. В восемнадцать лет она погибала, увязнув, как в болоте, в этомвраждебном мире. А ведь ей не меньше, чем ему, хотелось улететь отсюда накрыльях.