— Maman [13], — сказал Мистраль,положив ей руку на плечо, — когда-нибудь мы вместе навестим Плувенов. Я жеих никогда не видел, хотя и во мне течет их кровь.

— Откуда утебя такие мысли? До сих пор тебя хватало только на рождественскиепоздравления, да и то открытки писала я, а ты только подпись ставил, —удивилась Адель, не на шутку встревоженная грустным настроением сына.

— Я долженуехать, и мне важно знать, что, где бы я ни был, есть нить, связывающая меня смоими корнями, — ответил он.

— Что этозначит, ты должен уехать? — Адель отказывалась его понимать.

— Япознакомился с механиком гоночных машин. Он из Модены. Его зовут СильваноВаккари. Он предложил мне работу у себя в мастерской. Для меня это очень важныйшанс, — объяснил Мистраль, глядя на мать с бесконечной нежностью. Ему нехотелось, чтобы она думала, что, уезжая, он наносит ей обиду или покидаетнавсегда.

— Когда-нибудьты свихнешься со своими моторами! — рассердилась Адель. — Только изнаешь, что копаешься в машинах да гоняешь на них как угорелый. Видно, тебя вдетстве сглазили. Я ночей не спала, тряслась, когда же ты домой вернешься, а тывсе гонял на мотоцикле. Когда запаздывал, я уже видела, как ты лежишь,раздавленный, где-нибудь на обочине. Помирала по сто раз, пока ты носился насвоих проклятущих железках. Потом ты познакомился с этой рыженькой изКаннучето, дочкой Гвиди, я уж было подумала: ну, слава богу, хоть теперьпоумнеет. А ты, оказывается, решил преподнести мне эту чудную новость.

Для Адели это былеще один жестокий удар. После смерти мужа она стоически переносила одиночествои лишения, забывая о себе ради любви к Мистралю. Когда Талемико погиб, ей быловсего двадцать три года, и подруги спрашивали:

— Специалистка, почему бы тебе снова не выйти замуж?

Она героическинесла все тяготы вдовства, даже когда молодая кровь заставляла мечтать оприсутствии мужчины в ее постели. Адель гасила свои желания, хоронила их подпеплом разума и воли. У нее был Мистраль, своенравный, строптивый, прелестный,обожаемый ребенок, заполнявший всю ее жизнь. Разве он смог бы вынести рядом ссобой присутствие чужого человека? А вдруг отчим окажется скор на расправу? Онаникому бы не позволила поднять руку на сына. Кроме того, в течение несколькихлет после смерти Талемико она жила безумной надеждой: а вдруг в один прекрасныйдень он вернется? Его лодка разбилась, но тело так и не было найдено. Многоночей ей снился один и тот же сон: Талемико возвращался к ней, ложился впостель и обнимал ее. Ей хотелось, чтобы сон никогда не кончался, но всякий разона просыпалась в одиночестве и в отчаянии.

Однако рядом с нейспал маленький Мистраль. Глядя на сына, она находила в себе силы прожить новыйтрудный день. Мальчик рос, Адель рассказывала ему об отце, порой всплакивая.Однажды, стараясь утешить мать, Мистраль обнял ее за шею и сказал: «Когда явырасту, мамочка, я буду работать, заработаю много денег, и ты у меня станешьважной дамой. Все у нас будет, как папа хотел». Она принялась покрывать нежнымипоцелуями ручонки сына, уже тогда исцарапанные и перепачканные машинным маслом,ведь он начал возиться с велосипедами и мопедами чуть ли не с тех пор, какнаучился ходить. Он разбирал их, ремонтировал, совершенствовал и вновь собирал.

Какой-нибудьполуразвалившийся мотороллер интересовал Мистраля куда больше, чем школьнаяпрограмма.

— Мне оченьжаль, Адель, — говорила ей учительница Сандра Амадори. — Мистральочень умен, но учиться не хочет.

Она возвращаласьдомой и осыпала его горькими упреками на живописной смеси французского сроманьольским диалектом. Но когда испачканные детские ручки тянулись ее обнять,гнев пропадал, Адель забывала о плохих отметках и прижимала его к себе. Этипочерневшие от масла, тянущиеся к ней ручонки были ей дороже всего на свете.

По окончаниивосьмилетки никакая сила в мире не могла его заставить продолжить занятия.Примо Бриганти взял его на работу к себе в мастерскую. Мистраль приходил с утрапораньше и работал с таким же рвением, с каким другие мальчишки осаждалиигральные автоматы. По вечерам хозяин был вынужден буквально гнать его домой: уМистраля всегда находилось какое-нибудь неотложное дело, чтобы подольшезадержаться в мастерской. Все свои заработки он тратил на сломанные мопеды,ремонтировал их, доводил до ума, а потом перепродавал. Он ничего не читал,кроме спортивных журналов, стены его комнаты были сплошь увешаны фотографиямиНуволари, Варци, Фанджио, Меркса, Аскари, Стюарта и других гоночных асов.

Он знал, что емуникогда не стать одним из них: ведь для участия в соревнованиях «Формулы» нужнобыло быть богатым. Но он надеялся занять место главного механика в какой-нибудьпрестижной команде.

Весной, как толькоему исполнилось восемнадцать, Мистраль сдал экзамен на водительские права и тутже купил полуразвалившуюся малолитражку, которую превратил в настоящий красный«болид», ставший предметом зависти для всех его друзей. Обо всем об этом Адельуспела вспомнить, сидя за столом напротив сына и все еще надеясь услышать, чтоон пошутил, что никуда и никогда он не уедет.

— У тебя естьМария, — настаивала она. — Есть любимая работа. Неужели тебе мало?

— Марияхорошая девушка, — согласился он.

— Так чего жтебе еще нужно? — нахмурилась Адель.

— Онаособенная. Второй такой нет и никогда не будет. Но вот работу я могу найти иполучше. Думаю, если бы отец был жив, он бы меня поддержал, — сказалМистраль, пристально глядя на мать.

Она опустилаголову, последние слова сына задели ее за живое. Впервые в жизни Мистральпопрекнул ее именем отца.

— Мистраль, —вздохнула Адель, сокрушенно качая головой. — Проклятый ветер. Надо же, ясама наградила тебя таким именем. Ты подобен ураганному ветру, который,говорят, срывает даже уши у ослов, все опрокидывает и переворачивает: людей,предметы, чувства. Никто и ничто не может его остановить.

Мистраль уехал нарассвете следующего дня. Его мать еще спала, и он оставил на кухонном столезаписку: «Maman, сегодня ночью я слышал, как ты плакала. Мне тебя очень жалко,и поэтому я еще больше тебя люблю».

Вывеска быланесколько помпезной, но броской и запоминающейся. Крупно выписанные имена Вандыи Марко короной венчали выведенную курсивом по желтому полю надпись помельче:«Salon de beaut» [14].Французское название было не просто данью местной моде, отражавшеймеждународный престиж прославленных морских курортов. Салон Ванды и Марко, хотьи расположенный в небольшом живописном прибрежном городке, по праву считался —на зависть аналогичным заведениям в Римини и Форли — самой шикарной дамскойпарикмахерской во всей Романье. Королевой стрижки и укладки была она, Ванда.Марко же был всего лишь дорогостоящей игрушкой, декоративным, хотя и не лишеннымфункциональности украшением. Посетительницам нравился этот романьольский кот,неутомимо гоняющийся за любыми юбками, не разбирая возраста и состояния. НаМарко смотрели как на местный аттракцион, и он охотно, с ленивой, томнойграцией разыгрывал полностью отвечавшую его сути роль великовозрастногошалопая, считая, что вносит свой вклад в процветание семейного предприятия.Красавец был на двадцать лет моложе жены, настоящей уродины, но это не мешалоему быть преданным спутником ее жизни.