Воздух в комнате был спертым, воняло прокисшим потом. Юный бог посмотрел на юг, на реку Флусранд, по которой проходила граница между Готлосом и Зельбстхасом. Король Готлоса Диб Шмуцих отверг попытки Моргена начать переговоры. Дипломатов он убил, а их головы, все еще несвязно лопочущие что-то, отправил обратно Геборене.

«Сильная задумка и удачное воплощение».

Морген задавался вопросом, как тому удалось это провернуть. Без сомнения, при дворе короля находился сильный гайстескранкен, какой-нибудь ванист. Король Шмуцих, тиран и гефаргайст, ясно дал понять: никаких последователей Геборене в Готлосе не будет. И за это он должен умереть.

Готлос был маленьким, погрязшим в нищете и раздорах городишкой, неспособным выставить серьезную армию, но это не являлось серьезной помехой для планов Моргена. Готлос в любом случае был идеальным кандидатом, чтобы первым пасть в Священной войне. Уничтожить его будет раз плюнуть. Войска пройдут крещение кровью, победа наполнит их гордостью. Люди утвердятся в мысли, что они непобедимы и что бог на их стороне.

Слишком долго он лишь играл в войну. Передвигал солдатиков по доске, пока не начал просто чувствовать, какие команды в данном случае будут верными. Изучил пределы возможностей тех, кого смог собрать под своими знаменами – безумных, невменяемых мужчин и женщин, которые страстно хотели исказить реальность так, чтобы их безумие воплотилось в ней. Гайстескранкены такого масштаба, как Гехирн, его любимая хассебранд, были редкостью. Она сжигала армии дотла, а большинство из гайстескранкен добивались гораздо более скромных результатов, и то не всегда. Изменить реальность в очень ограниченном районе, затронув при этом лишь горстку людей, – вот был их предел. Те немногие, кто мог манипулировать реальностью в больших масштабах, неизменно оказывались слишком нестабильны для того, чтобы на них всерьез можно было рассчитывать. Он хотел, чтобы Гехирн была здесь. Хассебранд мигом бы разобралась со всеми его врагами. К несчастью, он отправил ее в Гельдангелегенхайтен вместе с Элевой, подругой Гехирн, второстепенным хассебрандом. Они должны были проконтролировать завершение строительства и освящение нового храма Моргена, возводившегося там.

Множество ночей Морген провел, воображая битвы, мечтая о своей славной священной войне. Теперь он был готов. Ему опять вспомнилось, как он двигал своих деревянных солдатиков по столешнице, играя в войну.

Время игр прошло.

– Кёниг, – сказал Морген.

Распростертый на полу в том месте, где его придавила воля его бога, теократ всхлипнул.

– Ты начал выводить войска из города?

Кёниг утвердительно всхлипнул со своего места на полу.

– Подготовь их к походу. Мы выдвигаемся чуть раньше, чем планировалось.

Пришло время проверить на практике стратегические приемы, которые он отточил на своих игрушечных солдатиках. Готлос падет, и это будет быстрая, чистая и совершенная победа.

– Кто их поведет? – спросил Крах.

– Кёниг.

– Лучше не покидать центр своей силы, – согласился Крах.

Он низко поклонился. Морген уставился на лысый череп Отражения. Промелькнул ли на лице Краха намек на победную улыбку? Его встревожило, что Отражение так быстро согласилось. Слишком быстро.

«Кёниг останется один на один с большей частью моих войск и большей частью моих гайстескранкен».

Что, если Кёниг только прикидывался, что лишен способностей гефаргайста? Что, если он просто выжидал именно такой возможности? Моргену станет не дотянуться до войск, едва они пересекут границу Зельбстхаса. Кёниг сможет подчинить их и использовать в своих целях. Сможет ли он задурить солдатам головы настолько, чтобы они вторглись в свою страну? Подобные действия успеха, конечно, все равно бы не достигли, но привели бы к серьезным разрушениям и ужасному беспорядку. Подавление восстания заставило бы Моргена отложить запланированное вторжение на месяцы, а может быть и на годы.

Морген взглянул на теократа, все еще постанывающего на полу. Как он мог настолько отличаться от настоящего Кёнига. Должно быть, он притворяется.

«Я поведу армию».

Если Кёниг и его Отражение окажутся настолько глупы, чтобы попытаться совершить переворот в его отсутствие, Морген всегда может вернуться и подавить его.

– Возможно, я возглавлю войска, – сказал Морген, глядя на Краха.

Отражение нахмурилось – вспышка недовольства исчезла, не успев по-настоящему проявиться на лице.

– Вы уверены, что это мудро? За пределами Зельбстхаса… – он неодобрительно покачал головой, и Моргену захотелось извиниться за то, что он не оправдал его ожиданий. – Ваше могущество будет слабеть по мере того, как вы будете отдаляться от тех, кто верит в вас.

Морген отвернулся от зеркала, чтобы Крах не смог увидеть гримасу боли. Он подавил желание попросить у него прощения.

«Он манипулирует мной».

Но почему-то знание этого не помогало. Из всех взрослых, когда-либо окружавших его, Кёниг больше всех подходил на то, чтобы занять роль отца, – и он очень, очень долго ее и занимал. Морген взглянул на распростертого на полу теократа.

«Крах хочет, чтобы я послал Кёнига».

Если теократ потерпит неудачу, он продолжит терять власть.

С другой стороны, слова Отражения имели смысл. За пределами Зельбстхаса Морген будет отделен от силы веры своих последователей. Его будет поддерживать только вера его войск. Должна, по крайней мере. Доверять Кёнигу и Краху было нельзя; они всегда будут преследовать свои собственные цели.

Неужели Крах хотел, чтобы Морген покинул город, полагая, что тогда он останется за главного? Конечно, нет. Он должен знать, что свобода передвижения Моргена не связана ничем, он в любой момент мог оказаться, где захочет.

По крайней мере, в границах Зельбстхаса дела обстояли именно так. Эти границы состояли лишь из убеждений здравомыслящих людей, и они очерчивали пределы его власти. В одиночку он не мог покинуть город-государство Геборене. Однако Морген был уверен, что если он двинется вместе со своей армией, границы его не остановят.

«Моя вера изменит реальность, и я бог».

Но удастся ли ему вернуться в Зельбстхас, если он этого захочет? Сможет ли он перемещаться между своей армией и церковью? А что если, вернувшись домой, он не сможет после этого воссоединиться со своей армией?

– Кёниг будет править, пока меня не будет, – сказал он.

Крах хмуро посмотрел на стонущего на полу человека, но ничего не ответил.

* * *

Крах не позволил себе никаких эмоций, кроме тех, которые нужно было изобразить, пока Морген не отправился на смотр своих войск.

– Встань с пола, – сказал он поверженному Кёнигу.

Он все еще грустил по роскошным густым коврам. Теперь, с голыми стенами, покои выглядели бедными и запущенными. Десятки лет он собирал эти ковры и гобелены, не жалея средств. Морген выбросил их, как будто они ничего не стоили, и при этом кривился от отвращения, как будто они были грязными.

«Маленький ублюдок сделал это, чтобы уязвить меня».

Если его