Господи, что за дебилка. Трех слов связать не можешь, да еще по-идиотски подхихикиваешь. Два дня назад я уже выставила себя дурой перед братом белокурой красавицы Шарлотты, оказавшимся жгучим брюнетом. Я бы ни за что не догадалась, что они родственники. Сейчас я снова намеревалась удрать, но он не дал мне такой возможности.

– Я очень рад вас видеть. В тот вечер вы так быстро ушли, мы даже не познакомились.

– Извините. Меня зовут Тельма.

Я протянула ему руку. Он пожал ее, задержав в своей на пару секунд дольше необходимого.

– Я знаю, кто вы. Когда гости ушли, я описал вас сестре, и она мне все рассказала. Мне очень жаль, Тельма, что с вашим сыном случилось такое несчастье. Честное слово. Тем более что он мне очень нравится.

– Простите? Кто вам нравится?

– Ваш сын, Луи. Когда сестра мне все рассказала… Я только тогда сообразил… Видите ли, мы с сестрой редко говорим о работе. Она ведь работает в отделении реанимации, а это нелегко. Поэтому, когда мы встречаемся, болтаем о чем угодно, но только не о больнице. Она никогда не рассказывает мне о своих пациентах, а я ей – о своих детишках. Ну, они, конечно, не совсем мои – просто я их тренирую… Мир тесен, Тельма, а Париж – большая деревня. В общем, так вышло, что у моей сестры в отделении сейчас лежит один из моих питомцев. Ваш сын, Луи. Меня зовут Эдгар. Рад с вами познакомиться, Тельма.

Oh my God. Oh my God. Oh my God. Oh my God (как сказал бы мой сын). Мужчина, перед которым я опозорилась, оказался братом Шарлотты и футбольным тренером Луи. Как говорится, два в одном. Кто бы мог подумать? И он ни капли не походил ни на Софи Даван, ни на месье Дюкро по прозвищу Малютка Ниндзя.

Мы с ним присели, и я объяснила ему причину своего появления. Моя история его тронула – это я сразу заметила. Он сказал, что готов принять меня в группу, но предложил заниматься с мальчиками восьми – двенадцати лет. Я даже немного обиделась. Но, по его словам, подростки от тринадцати до шестнадцати не отличаются деликатностью и вполне способны наставить мне синяков, что вовсе не входит в мои намерения, так ведь? Кроме того, дело у меня, насколько он понимает, довольно срочное, а занятия в младшей группе начинаются раньше, а именно в ближайшее воскресенье. Потом он добавил, что с учетом обстоятельств готов сократить мою программу тренировок до одного-двух дней, но я сказала, что настаиваю на полном, четырехдневном курсе. Так поступил бы Луи, а значит, так должна поступить и я. Мне просто придется поторопиться с прохождением следующих испытаний и надеяться, что они не займут слишком много времени. При слове «испытание» – оно вырвалось у меня само собой – Эдгар улыбнулся. Потом он дал мне номер своего телефона и записал мой, чтобы позвонить, если в последнюю минуту по каким-либо причинам занятия будут отменены.

На следующее утро я рассказала Луи, что собираюсь предпринять. Шарлотта шепнула мне, что ее брат – очень требовательный тренер, поэтому мне лучше заранее подготовиться, проделать какие-нибудь физические упражнения, иначе будет трудно. Разумеется, я пропустила ее совет мимо ушей. Всю субботу я готовилась, но по-своему: искала подходящий костюм, в котором не буду похожа на картофельный мешок в бутсах, и посмотрела два футбольных матча, в очередной раз убедившись, что этот вид спорта не вызывает у меня никакого интереса (сидя перед телевизором, я клевала носом), а его правила остаются загадкой. 

* * *

В первый тренировочный день я была гвоздем программы. Одиннадцать взбудораженных мальчишек с изумлением пялились на меня и, поняв, что я буду заниматься с ними, хохотали как безумные. Эдгар не сказал им, что я мать Луи; большинство из них знали моего сына, и Эдгар боялся, что это помешает тренировке. К тому же ему не хотелось оправдываться перед другими родителями, которые могли бы выразить желание тоже поучаствовать в занятиях. Поэтому Эдгар представил меня как журналистку, пишущую репортаж о футболе. Этим объяснялся и мой шлем с прикрепленной к нему камерой, направленной мне в лицо, чтобы фиксировать мои реакции. Эдгар призвал своих питомцев относиться ко мне уважительно и не забывать, что перед ними взрослый человек, но в то же время считать меня членом команды. Никаких поблажек мне не полагалось: я наравне со всеми буду тренироваться и подчиняться общей дисциплине. На краткий миг мне почудилось, что в его глазах блеснул профессиональный огонек, напомнивший мне месье Дюкро по прозвищу Малютка Ниндзя, сурово взирающего на прогульщиков (к числу которых относилась и я), давая им понять, что не потерпит отлынивания. Я заговорщически улыбнулась ему: дескать, мне все ясно, буду делать вид, что выкладываюсь на все сто, – но он не ответил на мою улыбку. Он был абсолютно серьезен. Тут до меня дошло, что я влипла.

В нашей команде было девять мальчиков и две девочки. Мне сразу стало интересно, нет ли среди них той самой Изы, о которой Луи писал в своем драгоценном дневнике. Но нет, девочек звали Дора и Зара. Героиня мультсериала и одежный бренд. Явно не то, хотя обе показались мне симпатичными хохотушками. Что касается мальчиков, то их имена отличались разнообразием и экзотичностью – в силу того, что их родители принадлежали к так называемому креативному поколению, проявившему свою креативность в первые же часы жизни своего потомства. Итак, меня окружали: Майлз, Эстебан, Жан-Рашид, Артюс, Леонардо, Амаду, Габор, Али и Милу.

Эдгар разделил нас на четыре подгруппы. Мы натянули флуоресцентные желтые майки и направились к спортивным снарядам. Я попала в одну компанию с Милу и Жан-Рашидом, которого остальные называли просто Рашидом. Мальчишки едва не лопались от гордости, а Милу в какой-то момент даже обратился ко мне «мадам учительница». Рашид прыснул в кулак и сказал приятелю, что никакая я не учительница – это сразу видно. Я спросила, почему он так думает, и он ответил, что я не похожа на человека, который любит детей. Я выключила камеру и попросила его объяснить свою мысль поподробнее, но тут Эдгар заметил, что мы болтаем, и велел приступать к выполнению первого упражнения. Но я и сама вскоре поняла, что имел в виду Рашид и почему я казалась им чужой и высокомерной. С самого начала тренировки я больше интересовалась своей камерой, чем происходящим вокруг. Спохватившись, я улыбнулась Рашиду и сказала, что он меня еще не знает и мое футбольное мастерство его еще удивит. Он засмеялся, хлопнул меня по руке и бросил: «Ладно, двинули».

И мы двинули. Блин, мы «двигали» уже три дня. Эти детишки были неутомимы. Я несколько раз пыталась сачкануть, изобретая разнообразные предлоги. Первым делом пустила в ход проверенное средство – якобы подвернула лодыжку. Эдгар собрал группу и провел голосование: кто за то, что я и правда подвернула лодыжку. Все как один проголосовали против. Потом я наврала, что мне надо срочно ответить на телефонный звонок, но Милу наябедничал, что мне никто не звонил. Наконец я прибегла к подкупу конфетами в большом количестве, и на сей раз все сработало. Дора по моей просьбе притворилась, что ей нехорошо, я предложила Эдгару с ней посидеть, и тому пришлось согласиться.

Мы с Дорой провели два восхитительных часа, сыграли в «угадай, кого я задумала», в города и в «да и нет не говорить». Она рассказывала мне детские анекдоты – ей только недавно исполнилось двенадцать, – и я хохотала, как не хохотала последние лет сто. Мы сидели в раздевалке, где пахло сыростью и грязными носками, но посреди нашего веселья на меня вдруг накатила тошнота – сначала почти незаметная, а затем все более ощутимая.