Я вдруг почувствовала себя неловко. Он обращался ко мне так, словно мы с ним были парой. Так я ему и сказала, на что он ответил, что, разумеется, сознает это – только слепой мог бы этого не заметить. Мне стало жарко. К моему смущению примешивались другие, менее ясные чувства. В том числе совершенно неуместная эйфория. Или это постарались две бутылки вина?

Домой я вернулась около трех часов ночи. Сна не было ни в одном глазу. Я зашла в спальню к матери, наклонилась к ней и шепнула, что я ее люблю.

Она в полусне пробормотала: «Чего тебе, теплый котенок?» – и обняла меня своими нежными костлявыми руками.

Это было именно то, в чем я больше всего нуждалась.

Следующим пунктом намеченной Луи программы был Будапешт; по выражению моей матери, дело мне предстояло серьезное.

Я должна была – помимо прочего – принять участие в спортивном мероприятии под названием The Color Run – самом веселом, если верить устроителям, кроссе планеты. Мама поискала в интернете информацию и заставила меня посмотреть весьма красноречивый видеоролик: тысячи людей выходят на старт в белых майках и защитных очках и на каждом километре пробежки получают прямо в лицо облако разноцветной пудры, чтобы к финишу прийти в ужасающем – а чего вы хотели? – состоянии. Я не очень понимала, в чем они находят удовольствие, но все бегуны выглядели донельзя счастливыми. Обкурились они, что ли, буркнула мама и тут же услышала, что это сообщество городских мазохистов уже заразило своим энтузиазмом несколько миллионов поклонников по всему миру.

Но мне окончательно поплохело, когда я выяснила, что под карнавальным антуражем скрывается полумарафон. Будапешт – город с сильно изрезанным рельефом, а мой бедный организм еще не вполне ожил после пытки футболом. С другой стороны, будапештский кросс был назначен на май, иначе говоря, мне предстояло самостоятельно организовать нечто подобное. В моем воображении немедленно возникла картина: я на последнем издыхании карабкаюсь по идущей вверх улице, на бегу обсыпая себя цветной пылью. Очевидно, мне понадобится помощник: и для того, чтобы обеспечить соблюдение условий договора, и для того, чтобы поддержать меня в случае, если я преждевременно сдуюсь.

Я попросила Эдгара отправиться со мной на эту пробежку. Мать – ее не обманешь! – тут же предложила свою кандидатуру. При этом они с Шарлоттой переглядывались и хихикали.

– Не обижайся, мам, но ты не производишь впечатления амбала, мне требуется кое-кто покрепче. Эдгар в этом смысле годится больше.

Я навестила сына в больнице и сказала, что высоко ценю его спортивные амбиции, о существовании которых раньше не подозревала. Я объяснила ему, что рассчитываю на содействие Эдгара: вдруг в венгерской столице, прямо посреди Цепного моста, у меня остановится сердце.

– Эдгар будет вести съемку, а бабушка Одетта придет к тебе с планшетом, чтобы ты следил за тем, как я бегу, в реальном времени. К тому же она меня поддержит – правда, мама? – потому что я буду в наушниках и с микрофоном.

– Конечно, теплый котенок, – слишком радостно отозвалась она. 

* * *

Эдгар отнесся к своей миссии с полной серьезностью и взял на себя всю подготовку экспедиции. Цветной порошок, выяснил он, проще всего купить в пассаже Бради[9], поскольку традиция посыпать друг друга цветным порошком пришла к нам из Индии, где толпы ликующего народа отмечают таким образом день весеннего равноденствия, праздник Холи, он же Фестиваль красок. Запад заимствовал этот обычай, добавив к нему спортивный штрих.

– Не беспокойся, я не собираюсь, как последняя идиотка, вываляться в кукурузном крахмале с подмешанными к нему красителями, и никакая венгерская полиция нас не арестует. Все, что мы затеваем, вполне безобидно.

Когда мы прилетели в Будапешт, Эдгар попросил меня подождать его два часа, а потом присоединиться к нему возле Будайского фуникулера; как он объяснил, ему «надо кое-что уладить».

Я вышла на пробежку в белом пуховике и очень быстро поняла, что она обернется для меня настоящей голгофой, пусть и не лишенной своеобразной поэтичности. Эдгар все устроил: каждые два километра меня встречала небольшая толпа, состоящая из семейных пар с детьми, старушек, студентов, торговцев и туристов, с интересом наблюдавших за бесплатным представлением со мной в главной роли. Мои болельщики стелили на землю белую простыню, чтобы не мусорить на красивых средневековых улочках, я вставала на нее, замирала на несколько мгновений, закрывала глаза и под дружные аплодисменты бежала дальше, получив новую порцию цветной пыли.

Эдгар нашел помощников, чтобы освободить себе руки и вести непрерывную съемку. Таким образом Луи не пропустил бы ни секунды из моего забега. Не знаю точно, что в результате увидел или услышал мой сын, зато могу с уверенностью сказать: моя мать сполна насладилась этим репортажем.

Черт, будь она рядом, мне пришлось бы бороться с сильнейшим искушением ее удавить. Она хохотала мне в уши, мало того – созвала полюбоваться зрелищем половину больницы. Думаю, на пике число моих парижских зрителей достигало десятка человек, каждый из которых откровенно надо мной насмехался. Мать весело объясняла им, что я в жизни не занималась спортом и что она даже не подозревала о наличии у своего сорокалетнего котенка таких выдающихся скрытых талантов. Желтая, зеленая и розовая пыль на моих волосах, по ее мнению, служила наглядным доказательством того, что я всегда подавляла в себе прирожденного панка.

Этот ад продолжался больше трех часов. Я на бегу жаловалась Эдгару, что мне холодно, на миг останавливалась, но снова пускалась в путь, вымученно улыбаясь всем этим прекрасным венграм, которые меня подбадривали. Но в конце концов мои силы иссякли. Ты не пробежала, а прошла этот полумарафон, заявила моя мать при многочисленных свидетелях, с восторгом ловивших каждую ее бульварную шуточку. Лично мне через два часа стало не до смеха. Я сбросила с головы наушники. Эдгару каким-то образом удалось пережить все мои выходки, а я вела себя примерно как роженица в разгар схваток – то грязно ругалась, то жаловалась на свою несчастную долю. Но, несмотря на мучения и сверхчеловеческие усилия, которых от меня потребовало это испытание, я оценила терпение Эдгара и его выносливость.

Мой крестный путь завершился возле базилики Святого Стефана, расположенной в центре Пешта. Там я и упала. Эдгар взвалил меня себе на спину. Я сняла небольшую квартиру буквально в двух шагах оттуда – разумеется, с двумя спальнями, но главное, со старинной ванной, о которой я мечтала целый день. Я пролежала в ней не меньше часа, осторожно массируя свои бедные икры и бедра. Потом я выбралась из ванны, рухнула в кровать и проспала до следующего утра. 

* * *

На следующий день мы с Эдгаром осмотрели город. Я заново открывала для себя места, по которым вчера пробегала, на сей раз имея возможность оценить их по достоинству: извилистые улочки, взбирающиеся по холму к Будайской крепости, пронзающую небеса стрелу церкви Матьяша, грандиозное здание парламента, величественный вид Дуная (не совсем голубого), модные бутики и рестораны в квартале Эржебетварош…