Погруженная в эти размышления, я опустилась на неудобный больничный стул, приняв позу, которую сторонний взгляд принял бы за позу отчаяния: закрыла лицо ладонями, а пальцами принялась массировать круговыми движениями лоб и голову. Это было мне необходимо, иначе меня засосало бы в весну. Февраль только начался, и у меня оставалось еще семнадцать дней, чтобы разбудить сына. Я должна держаться.

Я не слышала, как ко мне подошла Шарлотта, и вздрогнула, когда она легонько тронула меня за плечо, вырвав из раздумий о временах года.

– С вами все в порядке?

– Вы меня напугали… Да, Шарлотта, спасибо, все хорошо. Немножко захандрила.

– У меня дежурство кончилось. Хотите, отвезу вас домой? Вы ведь живете на канале Сен-Мартен? Мне как раз по пути.

– Спасибо большое. Очень мило с вашей стороны, но не хотелось бы вас напрягать. Дойду пешком. Воздухом подышу.

– Если вам нужен воздух, то это я вам обеспечу. Я на мотороллере. В общем, вставайте и пошли. Не заставляйте меня вас уговаривать.

Я не сказала «да», но встала и пошла за ней.

Еще пару дней назад я заметила, что очень привязалась к этой девушке. В отличие от большинства своих коллег она относилась к Луи не просто внимательно, но, я бы сказала, уважительно. Если остальные болтали при нем о своем, нимало не смущаясь его присутствием, словно он пустое место, то Шарлотта с ним разговаривала. Если остальные обращались к нему как к умственно отсталому, сюсюкая и выбирая слова попроще, то Шарлотта нормальным тоном описывала ему все, что делала.

Самую трудную работу Шарлотта всегда выполняла с улыбкой. Она была очень яркая блондинка с гладкой сияющей кожей и голубыми глазами, в которых как будто играл солнечный свет. Ее бьющее через край жизнелюбие было заразительным, чуть ли не агрессивным. При своем росте метр пятьдесят пять она производила впечатление уверенного в себе, уравновешенного и доброжелательного человека. Она никогда ни на что не жаловалась в присутствии пациентов или их родственников, демонстрируя поразительную выдержку. Я ею почти восхищалась. Во всяком случае, все, что от нее исходило, все, что она делала, и то, как она это делала, вызывало у меня уважение. Полагаю, у нее, как у всех, хватало проблем: то кран на кухне сломается, то на банковской карте кончатся деньги, то нападет насморк, то не перезвонит бойфренд, то не заведется мотороллер…

Мне вдруг захотелось познакомиться с ней поближе, не знаю почему. Впрочем, нет, знаю. Потому что она, судя по всему, полюбила моего сына. Ну хорошо, возможно, «полюбила» – это слишком сильно сказано; я допускаю, что за годы работы она достаточно закалилась, чтобы не ударяться в слезы перед каждым новым проявлением человеческого горя, но все же она очевидно не осталась равнодушной к этому мальчику, его чокнутой мамаше и бабке.

Какая история у нее за плечами? Почему она выбрала эту профессию? Где живет? Сколько ей лет? Есть у нее дети, муж? Собака, кошка, хомяк?

Мы доехали до моего дома, и неожиданно для самой себя я предложила:

– Не хотите зайти на минутку?

– Большое спасибо, но… Мне не хотелось бы… И потом, я не могу.

– Ну, я ведь это от чистого сердца. И поймите меня правильно: я не собираюсь вас соблазнять!

Последние слова я произнесла со смехом, потому что заметила ее колебание и вдруг поняла, насколько мое приглашение, а главное, то, как я его сформулировала, выглядело двусмысленным. Она тоже засмеялась и сказала, что ни на секунду не подумала ни о чем подобном, но что она в самом деле никак не может ко мне зайти. Чуть помолчав, она добавила:

– Откровенно говоря, у меня сегодня небольшая вечеринка. Позавчера у меня был день рождения. Если хотите, приходите – я буду рада.

– Спасибо, Шарлотта, я очень тронута. Правда тронута. Но вы не обязаны меня приглашать. Вам ни к чему тащить работу домой. Вы и в больнице делаете более чем достаточно. Совсем не обязательно утешать депрессивных мамаш ваших пациентов. В любом случае с днем рождения!

– Спасибо. Но я это тоже от чистого сердца. И поймите меня правильно: я не собираюсь вас соблазнять!

Мы дружно рассмеялись. Шарлотта настаивала, уверяя, что мне это пойдет на пользу и позволит отвлечься от мрачных мыслей. Тем более что ее дом буквально в двух шагах от моего. Она и раньше знала, что я живу, как и она, на канале Сен-Мартен, как, впрочем, и еще тысяч сто с лишним парижан, но даже не предполагала, что мы почти соседи. Она дала мне свой адрес – и правда, нас разделяло всего три улицы. Если мне станет скучно или просто не по себе, я могу в любой момент уйти; это просто дружеская вечеринка, никакого торжественного застолья – каждый приходит и уходит, когда ему вздумается.

– Приходите! – добавила она. – Развеетесь. И мне доставите удовольствие. – И посмотрела на меня своими искристыми глазами.

Я согласилась. Она проговорила что-то вроде: «Отлично, тогда жду вас в восемь», и вскочила на мотороллер. Я проводила взглядом ее удаляющийся стройный силуэт.

Да, но за каким дьяволом я дала согласие? О чем я буду разговаривать с незнакомыми мне людьми? Дома я подошла к зеркалу у себя в спальне, и меня охватила паника. После несчастья с Луи я в первый раз собиралась в гости. Для начала я приподняла штанины брюк, но тут же с ужасом их опустила. Состояние моих ног не позволило бы мне претендовать на звание Мисс Вселенная – разве что на роль Чубакки. В прическе под окрашенными волосами проросли корни другого цвета. В «Эжемони» меня закидали бы камнями, в лучшем случае – тухлыми помидорами.

Так, который час? 16.15. Значит, у меня есть три часа сорок пять минут, чтобы привести себя в более или менее пристойный вид. Я благословила божество салонов красоты за то, что живу в Париже, а не в глухой провинции, где после шести вечера все закрыто. Я еще успевала сразиться с зарослями у себя на ногах, купить Шарлотте букет цветов, заскочить в парикмахерскую и замазать свои морщины тональным кремом, весь последний месяц пылившимся на полке шкафчика в ванной.

Я схватила куртку и выбежала из квартиры, не забыв оставить матери записку, прочитав которую она испытает сильнейший в своей жизни шок. Несмотря на возбуждение, я ограничилась лаконичным:

На ужин ничего не готовь. Я вечером иду в гости.

Скромная дружеская вечеринка, сказала Шарлотта. Ага, как же. В ее крохотной квартирке было не протолкнуться от народу.

На миг мне даже показалось, что я на рождественской вечеринке в «Эжемони», где меня не покидало ощущение, что все собравшиеся не ели месяца три. Мне из-за моего хорошего воспитания уже через пять минут доставалось в лучшем случае три бутерброда с ветчиной. Так вот, у Шарлотты, чтобы добраться до стола с закусками и выпивкой, надо было проявить несокрушимую силу воли.

Шарлотта встретила меня широкой улыбкой, пригласила заходить, поблагодарила за цветы и оросила мое сердце бальзамом, воскликнув: «Вау! Какая вы красивая!» Не скрою, это доставило мне удовольствие. Свой выбор я остановила на элегантной простоте: джинсы слим, белая полупрозрачная рубашка, ярко-красные туфли на шпильке. Я вернула Шарлотте комплимент – она выглядела сногсшибательно. Разумеется, я ее узнала, хотя ее прикид не имел ничего общего с привычной моему взгляду больничной формой – белый халат-кроксы-скромный макияж. Благодаря босоножкам на платформе она «подросла» на добрых десять сантиметров и порхала в своем черном платье между гостями, каждого оделяя своим жизнерадостным дружелюбием. С учетом того, что в квартиру набилось человек пятьдесят, я довольно быстро сообразила, что моя личная квота на внимание Шарлотты будет весьма ограниченной.