chitay-knigi.com » Историческая проза » Вольтер и его книга о Петре Великом - Евгений Францевич Шмурло

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 159
Перейти на страницу:
сидит за ним, описывая Прутский поход. Ему хотелось рассказать этот эпизод возможно обстоятельнее, чтобы восполнить пробел в исторической литературе. Неудача под Прутом излагалась до сей поры, по мнению Вольтера, недостаточно полно, не всегда точно, «Поденная Записка» не исчерпывала тему, между тем эта страница из жизни Петра была слишком богата драматическими положениями, чтобы писатель, искавший в истории прежде всего «занимательного чтения», позволил себе игнорировать ее[321].

Второй том, однако, продвигался медленнее первого; Вольтер работал быстрее, чем доходили до него материалы. Он то и дело напоминает о невозможности работать, не располагая необходимыми данными. Год спустя после первого приступа он, оказывается, не сделал и шагу вперед. «Я не ушел дальше Полтавы», – пишет он графу Альгаротти в сентябре 1760 г.[322] «Пришлите мне сведения о Прутском походе, – просит он Шувалова, – скажите, действительно ли Петр произносил в 1714 г. те слова, что́ ему приписывают: “братцы, кто бы из нас думал 30 лет назад, что мы будем вместе одерживать победы на Балтийском море?”»[323]; «библиография о Петре мне мало поможет; гораздо нужнее ознакомиться с письмами царя, знать про дипломатические сношения с Герцем, с кардиналом Альберони»[324]. В мае 1760 г. ему прислали два мемуара о монахах и монахинях русских; но он просил еще сведений о ходе военных дел, о внутреннем положении страны[325]. Получив в октябре 1760 г. материалы о торговле и персидском походе, он хлопочет о продолжении «Поденной Записки»[326], повторяет прежнюю просьбу о Герце и Альберони, требует сведений о сношениях с Польшей, с Оттоманской Портой[327]. «Я давно уже ничего не получал от вас», – жалуется он Шувалову в декабре[328]; «повторяю, – пишет он в новом, 1761 г., – нельзя писать истории с пустыми руками», и, забывая о том, что уже лежало на его рабочем столе, добавляет: «после Прутского похода у меня ничего более нет для продолжения работы»[329]. «Петербург обращается со мною, – жаловался он герцогине Саксен-Готской, – как фараоны с евреями: требует кирпичей, а отказывает, для выделки, в соломе»[330].

Вдобавок не все посылаемое доходило по назначению. Книгу свою Вольтер писал во время Семилетней войны, и сношения Délices с Петербургом не были правильными. Пакет, отправленный с Пушкиным, затерялся, и о нем долго и напрасно переписывались[331]. Впрочем, с 1761 г. посылка материалов налаживается и получки становятся чаще. В конце марта Вольтер получил мемуар о Камчатке[332], в июне – эстампы и письма Петра[333]; в сентябре – новый пакет через Салтыкова[334]; в ноябре пришел еще другой; работа подвигалась, и Вольтер уже счел себя вправе обещать к будущей Пасхе несколько новых глав, исправить и дополнить к тому же времени прежние, ранее написанные, и таким образом дать Шувалову возможность составить более полное представление о труде во всем его целом[335]. Работа продолжала идти вперед, так как еще задолго до указанного срока, именно в том же ноябре 1760 г., Вольтер послал в Петербург описание Персидского похода, в добавление к ранее высланным главам о царевиче Алексее, о законодательной деятельности, торговле, реформе церковной и о мире со шведами. Перед Вольтером уже обрисовывался желанный конец – согласно намеченному плану, впереди оставалась лишь заключительная глава о внутренних делах в последние годы жизни царя[336].

Судьба несчастного царевича Алексея и роль Петра в судебном процессе сына явились для Вольтера одним из тех подводных камней, которые надлежало обойти с особой осторожностью, дабы не погубить своей литературной ладьи и реноме независимого историка. Принимаясь за новую главу, Вольтер почувствовал, что ему грозит опасность очутиться в безвыходном положении: или поступиться исторической правдой, заслужить название льстеца, сознательно закрывающего глаза на всеми признанные факты, или наложить на своего героя густые тени и тем уронить, в глазах петербургского заказчика, ценность книги, лишить смысла сам заказ.

«Признаюсь, – писал Вольтер Шувалову, – печальный конец царевича несколько смущает меня; я не привык говорить против совести, а между тем смертный приговор всегда казался мне чересчур жестоким. В других государствах – и таковых мало! – он был бы совсем немыслим. В следственном деле я не вижу никакого заговора: разве что несколько туманных надежд, несколько слов, вырвавшихся в минуту раздражения; но никакого определенного плана, никакого посягательства. Можно говорить о сыне, недостойном своего отца – это да; но сын, по-моему, еще не заслуживает смерти за то, что ездил, выбирая места по своему желанию и притом как раз в ту пору, когда отец разъезжал тоже, куда ему было угодно»[337]. «К тому же он не замедлил вернуться домой по первому приказанию. Вообще царевич не составлял никакого заговора, никакой партии и только высказал мысль, что наступит время, когда народ вспомнит о нем. Если за одно это его сочли достойным смерти, то, спрашивается, что бы стали с ним делать, подними он против отца вооруженную руку, выступи с войском? Вообще в действиях Алексея не видно того, что называется составом преступления, corp de délit, и в Англии писатели весьма авторитетные громко высказались против такого осуждения».

Выход из затруднений Вольтер, однако, нашел, не отступая от истины и не задевая доброй памяти царя. «Если против нас англичане, то за нас древние Манлии и Бруты. Вступи царевич на престол, громадное дело своего отца он разрушил бы несомненно, благо же целого народа следует предпочесть благу отдельной личности. Вот что, мне кажется, делает Петра достойным уважения в несчастии; и можно, не искажая правды, заставить читателя уважать монарха-судью, и пожалеть отца, вынужденного изречь смертный приговор родному сыну»[338].

После сказанного станет понятен интерес, с каким ждал Вольтер присылки из Петербурга документальных данных, которые помогли бы ему разобраться и полнее осветить дело царевича. Но каково же было его удивление и негодование, когда вместо «документов» ему выслали «почти дословную» копию давно всем известной книги Нестесурраноя – того самого Нестесурраноя, которого он честил направо и налево как предвзятого, тупого, безвкусного собирателя разных анекдотов и небылиц![339] Вот чем вздумали поучать его! Нет, так не пишут истории! Ведь за свою книгу он будет отвечать перед целой Европой! Он – Вольтер, а не какой-нибудь писака, и не может ронять своего имени. На слово не поверят никому, и требуется особое искусство, чтоб рассеять предвзятые, ходячие мнения. Против сложившегося убеждения можно выступать лишь с подлинными документами в руках! Писать, применяясь ко вкусам двора, пристрастного в оценке Петра, значит вызвать в читателе подозрения, и превратись его книга в бесцветный панегирик,

1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 159
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности