создают образа; сами сравнения с Ромулами и Тезеями, уподобления героям древности лишь подчеркивают бедность собственных признаков. Сказать, что Петру было присуще чувство справедливости – источник истинных дарований; что это была натура беспокойная, предприимчивая (442); что мысль о славе неразрывно сливалась у него с мыслью о благе; что недостатки человека никогда не умаляли в нем достоинств и величия монарха; что Петр возвысил международное положение России, усовершенствовал законы, управление, войско и флот, торговлю, промышленность, науки и искусства настолько, что теперь кажется, будто все это не принесено в Россию извне, а существовало в ней издавна, как явление самородное (626), – сказать это, конечно, еще не значит особенно выпукло обрисовать личность своего героя.

И как все это слабо, по сравнению с тем, что сказано о Карле XII! Шведский король жил в представлении Вольтера реальным существом, был облечен в плоть и кости; Петра же автор отличает от других по наклеенному на него ярлыку; того он видел глазами, этого – одним разумом.

Карл XII – так определяет его Вольтер в труде, посвященном его имени, – был, может быть, единственным из людей и во всяком случае единственным из государей, свободным от человеческих слабостей; но доблести героя он довел до крайностей, возведя их на ту ступень, где они становятся уже опасными не менее самих пороков. Непреклонность и стойкость характера превратилась в упрямство – и принесла свои печальные плоды в Украине, задержала короля на 5 лет в Турции; щедрость граничила с расточительностью – и разорила Швецию; храбрость с безрассудством – и стоила ему жизни. Его суд и постановления, хотя вытекали из желания действовать по справедливости, нередко бывали жестоки; а желание поддержать свой авторитет доводило иной раз до тирании. Достоинства его были громадны – иному государю хватило бы одного из положительных качеств Карла, чтобы навсегда обессмертить свое имя, – но эти достоинства явились источником зла для его страны. Карл никогда не оскорблял других, но в чувстве мести далеко не всегда бывал надлежаще сдержан. Жажда завоеваний не вытекала у него из мысли о пользе и расширении границ своего государства: он завоевывал чужие земли с тем, чтобы потом раздавать их другим. Страсть к славе, к войне и мстительность помешали ему выработать из себя настоящего государственного человека. Перед битвой и после победы это была сама скромность; после поражения – сама непреклонная воля и незыблемый дух. Требовательный к себе и к другим, Карл ставил ни во что страдания и жизнь, как свою личную, так и своих подданных. Его можно назвать человеком скорее единственным в своем роду, чем великим; он вызывает к себе скорее удивление, чем желание подражать, и его жизнь наглядное свидетельство того, насколько царствование, приносящее мир и счастье, выше царствования, которое оставляет по себе одну только славу (XVI, 351).

Как человек, Карл XII был Вольтеру безусловно роднее Петра. Русского царя Вольтер превозносил как государя и, будучи вынужден, согласно с желаниями заказчика, скользить по отрицательным сторонам, уже одним этим лишил себя возможности нарисовать цельную фигуру; в шведском же короле, как видим, он сумел выделить одинаково и положительные, и отрицательные стороны, иными словами, открыть в нем именно человека. Восхищаясь «героическим» решением Карла отказаться от вина и женщин (166), Вольтер не закрывает глаза и на бедность моральных требований в Карле, способном унизиться до выпрашивания у турок прибавки к определенной ему на содержание денежной суммы (292).

Он и в книге, посвященной Петру, нашел для Карла новые формы для характеристики. Слава шведского короля, говорит Вольтер, была совсем иного рода, чем слава Петра. Карл ничего не создал в области просвещения, законодательства, политики или торговли; его слава не идет дальше пределов его собственной личности; право на внимание к себе он заслужил отвагой, превышавшей обыденную храбрость; он защищал свое государство с величием души, равным его бесстрашию, и этого одного достаточно, чтобы вызвать чувство почтения к нему. У него было больше сторонников, чем союзников (555).

Смешно сказать, но образ Петра, не только противника Карла, но и Петра-государя, обрисовался в «Истории Карла XII» наглядней и понятнее, чем в самой «Истории России». Как ни странно это на первый взгляд, однако вполне объяснимо. Вся военная деятельность шведского короля неразрывно связана, прямо или косвенно, с личностью русского царя; составляя биографию Карла, Вольтер не мог обойти Петра и почти на каждом шагу натыкался на него (гораздо чаще, чем позже на Карла – в «Истории России»), так что образ его сложился у автора уже в ту пору. Уже тогда Вольтер нашел в нем главные признаки, к которым позже, по существу, прибавлять ему было почти нечего. Петр уже и теперь «хороший моряк и капитан корабля», «опытный лоцман», «ловкий плотник» (161), или, как выразился Вольтер в другом месте своей книги, «превосходнейший плотник», «превосходнейший адмирал», «самый лучший лоцман на севере Европы» (323). Русскому царю уже теперь уделено место «гораздо более» высокое и почетное, чем его противникам (132), и он уже теперь охарактеризован «великим человеком» (343), «великим государем» (245), «законодателем» (343), «творцом новой нации» (159, 343). Это – «дикарь, просвещающий своих подданных», «человек, творивший новых людей, а сам лишенный главного достоинства человека – гуманности и человечности» (164). В постоянных разъездах по России Петр, – говорит Вольтер, – на все наложил свою руку. У него постоянно в мыслях исправить, усовершенствовать. Неутомимый и деятельный, он исследует естественные богатства страны, роется в недрах земельных, сам исследует глубину реки и морей, лично следит за работой на корабельных верфях, лично испытывает доброкачественность добытых металлов, заботится об изготовлении точных географических карт и тоже прилагает к ним личный свой труд (163).

Два главных персонажа в «Истории Карла XII» настолько часто сталкивались и соприкасались друг с другом, что Вольтер не мог не сопоставить их между собой, не сравнивать и, следовательно, не определять характерные черты того и другого. И он, действительно, сопоставляет, сравнивает, определяет и уже тогда указывает своему читателю на 9 лет непрерывных побед Карла XII, неизменных и верных его спутниц вплоть до Полтавского боя; и 9 лет неусыпного труда, со стороны Петра, в старании поднять свои войска на уровень шведских; на то, как один увлекался эфемерным желанием раздавать государства, а другой заботился о просвещении своего; как один воевал из-за пустой славы, никогда не думая, что́ полезного и прочного принесет ему победа, а другой в войне на первом плане всегда имел в виду интересы России, всегда держал себя не столько героем, сколько государем, и если помогал союзнику, то не забывал и ему предъявлять свои