Надо было встретить тебя в Риме, но… эта моя работа, черт быее побрал!

Он швырнул плащ на кресло, сел рядом с ней и серьезно, безулыбки посмотрел на нее.

— Я хочу, чтобы ты знала. Я бы не уехал в Стамбул, неувидевшись с тобой.

Она улыбалась, хотя слезы у нее еще не высохли. Какоесчастье, что он наконец рядом!

— Ты знаешь, я ведь тоже… — заговорила она срывающимсяголосом, — высчитывала, когда следующий рейс теплохода… Вспоминала, неошиблась ли числом… — Она засмеялась, но слезы тут же снова навернулись ей наглаза. — О Чарльз… я так тебя люблю…

Ей хотелось говорить, говорить — чувства переполняли ее.

А он привлек ее к себе, нашел ее рот; теперь уже ничто немогло помешать им: ни условности, которые стесняли их, когда они были в гостяху Готорнов, ни тревога о том, что подумают друзья… Они забыли обо всем насвете, он держал ее в объятиях, его руки ласкали ее. Он так изголодался по ней,и она тоже страстно его желала.

— О Чарльз…

— Наверное, мне надо уйти, Од. Не хочу, чтобы ты потомраскаивалась. — Он заглянул в ее глаза, ища ответа и ожидая, как всегдаслучалось на Антибе, услышать «да», но на этот раз она покачала головой, и онзатаил дыхание.

Этот длинный, тяжелый день, наполненный ожиданием встречи,этот вечер, такой мучительно-счастливый для них обоих…

С тех пор как Чарльз покинул Антиб, они оба гнали от себямысль о том, что произойдет, когда наступит наконец эта минута. Одри страстнождала ее, она поняла это только теперь, когда увидела его. Она знала, зачемприехала к нему. Прежде она боялась себе в этом признаться, но теперь… теперьверила, что никогда не пожалеет о том, что свершится сейчас. Отныне и навсегдаона принадлежит ему.

— Нет, не уходи. Останься… — сказала она грудным,страстным шепотом.

Он молча взял ее руку и прижался к ней губами. И она всемсвоим существом отозвалась на это прикосновение, всколыхнувшее в ней могучуюволну желания.

— Я очень люблю тебя, Чарльз.

Как, оказывается, все просто и как непостижимо, будто началои конец всего сущего.

— Никогда… никогда до этой минуты я не знал, что такоелюбовь, — прошептал он, встал, подхватил ее на руки и понес в спальню.Здесь было темно, только лунные полосы лежали на полу. В слабом голубоватомсвете он видел ее глаза, ее губы…

Чарльз раздевал ее в темноте, он покрывал легкими поцелуямилицо и, благоговейно касаясь тела, дивился тому, как нежна ее матовая кожа…

Сомнения уже не мучили Одри — она должна принадлежать ему.Вся дрожа, она юркнула под холодную простыню;

Чарльз протянул к ней руки, и она пришла в его объятия —отдав ему всю себя. Ее тело трепетно отвечало на каждое его прикосновение. Оносторожно и умело вел ее за собой, терпеливо ожидая, когда она будет готова емуответить. Он не торопил ее, чутко внимая едва слышным биениям ее пробуждающейсячувственности. Он также отдавал ей все — свое тело, свои чувства, свою душу. Сэтой минуты они навеки посвятили себя друг другу… Она забылась в его объятиях,когда колокольный звон на башне Кампанилы возвестил рассвет.

Утомленные любовными ласками, они спали, как дети. У

Два дня в Венеции промелькнули как сказочный сон. Чарльзпоказал ей все городские достопримечательности: и Дворец дожей с еговеличественными порталами, и мост Риальто, и собор Санта-Мария делла Салуте, иДом таможни, увенчанный золотым флюгером. Особенно ей запомнился мост Вздохов,где Чарльз велел ей затаить дыхание и где они целовались. А гондольер пел им,когда они проплывали под сводами этого моста. Чарльз уверял, что их желанияисполнятся, и она посмеивалась над ним. Но большую часть времени они проводилив ее номере. Он снял для вида небольшую комнату на том же этаже, но не оставилтам даже своего багажа. Эти два дня и две ночи они не расставались ни наминуту, и Одри временами впадала в отчаяние, потому что час разлуки неумолимоприближался. Она заказала билет до Лондона на тот же день, когда Чарльз уезжалв Австрию, чтобы сесть там в «Восточный экспресс».

Одри была так подавлена в последний вечер, что не моглаговорить и думала лишь об одном — как они будут прощаться.

Внезапно плотина слез рухнула, и Од разразилась рыданиями.

— Любимый, не… не надо… не уезжай…

Что он мог поделать? Он все время умолял ее ехать с ним, ноона твердила, что это невозможно. Настаивать было бы жестоко, и он дал себеслово больше не мучить ее.

— Я примчусь в Сан-Франциско, как только смогу. Закончудела в Пекине и тут же сяду на теплоход.

Он держал ее в объятиях, а она все всхлипывала и никак немогла остановиться. Новой разлуки с ним она просто не вынесет.

Теперь она принадлежит только ему.

Чарльз помог ей надеть платье и смотрел, как она застегиваетжемчужное колье, надевает серьги и соломенную шляпу. Ему так хотелосьостановить время, ведь это была счастливейшая пора в его жизни. Он вдругподумал, что Одри даже не прикасается к своему фотоаппарату. И то сказать, недо этого им было — их целиком поглотила любовь и мучительное желание,осуществившееся наконец во всей полноте и завершенности. Ни ему, ни ей вовекине суждено забыть эти дни. Подавленные, они стояли возле отеля, глядя, как ихбагаж укладывают в гондолу.

Одри оглянулась, будто хотела навсегда запомнить это место.

— Никогда в жизни сюда не вернусь!

— Почему? — удивился он.

Неужели он не понимает?

— Никогда уже мне не будет так хорошо. Хочу запомнитьвсе-все и хранить это в своем сердце…

Она подняла на него взгляд, улыбаясь сквозь слезы, он обнялее и помог сесть в гондолу. Мысль о том, что ему предстоит проститься с ней,ужасала его.

Как двое детей, затерянных в огромном мире, они сидели,прижавшись друг к другу. Потом он посадил Одри в ее поезд, который отходил наполчаса раньше, чем его. Стоя рядом с ней в отдельном купе, он смотрел, какносильщик укладывает ее вещи. Что они могли сказать друг другу? Обещать то,чего не смогут исполнить? У него работа, у нее семья… Он обнимал ее, и щеки уних были мокрые от слез, и они целовались, закрыв глаза.

Наконец он оторвался от нее. Он не мог больше этого вынести.

— Од, я люблю тебя. Навсегда.

Он в последний раз обнял ее, выскочил из купе, спрыгнул наплатформу и бросился к ее окну. Одри высунулась наружу, наклонилась, и онпоцеловал ее.

— Увидимся, как только я вырвусь из Пекина…

Но она не желала даже слышать об этом… Ведь он говорил, чтопробудет там несколько месяцев… может быть, даже полгода… Он сам не знает,сколько времени ему придется провести в Китае. Срок сдачи материала — конец года,но ведь там идет настоящая война, и неизвестно, что его ждет.