— А дети?

Она тяжело вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза.

— У меня есть Аннабел. И теперь вот ее сын… дедушка…мне не нужно своих детей.

— Нет, так нельзя, вы не должны жить жизнью других.

Вам слишком много дано, судьба вас слишком щедро одарила.

— Откуда вы знаете? — Казалось, он читает ее душу,как открытую книгу, и ведь ни разу не ошибся. — Вот вы, например, вполнедовольны своей жизнью. Что помешает мне быть довольной своей?

— Но ведь я живу именно так, как мне хочется. А вы нет,вы стремитесь к иному. — Он говорил так ласково, его сильная рука бережнодержала ее руку. Она не могла не согласиться с ним и медленно наклонила голову.У нее нет своей жизни, есть только долг и обязанности по отношению к людям,которых любит, но стремится к иному.

Одри задумчиво улыбнулась ему, понимая, что между нимивозникла дружба, которая продлится много-много лет.

— Вы правы, и не в моих силах что-то изменить, вовсяком случае, сейчас. Я могу только радоваться, что судьба подарила мне такойщедрый подарок — лето здесь, с Ви и Джеймсом, но скоро я вернусь домой.

— А там, дома? Сколько еще лет своей жизни выготовитесь принести в жертву?

— Как сколько? Всю. Любовь не делят на части.

Да, это он понял, когда пытался спасти Шона, потому-то ибоялся теперь полюбить самозабвенно — a tout jamais, как говорят французы. Ведьтогда надо будет отдать всего себя без остатка. Пятнадцать лет он жил, непривязываясь прочно ни к кому, и вдруг встретил женщину, которая понимаеттончайшие движения его души, как он понимает ее. Странно, очень странно.

Он ее не искал и, если говорить правду, вовсе не уверен, чтохотел найти, — может быть, когда-нибудь потом… И тем не менее — вот она,сидит перед ним, и ее медные волосы ярко сияют в лучах поднимающегося солнца.

— Не знаю, почему мы встретились с вами именно сейчас,но мне кажется, я в вас влюбился.

Меньше всего на свете она ожидала такого признания, еесердце чуть не выпрыгнуло из груди.

— Я… мне… я… — Так и не найдя слов, она смотрела ему вглаза. Конечно, он все понял из ее рассказов о Харкорте, об Аннабел, о дедушке,о страстном желании увидеть мир, жить полной жизнью, быть свободной, заниматьсяфотографией… Понял ее смутную, почти забытую мечту — поделиться с кем-то всем,что ей так дорого, встретить человека, который разделил бы ее мысли и желания…Что же, вот он, этот человек, перед ней, их пути сошлись на несколько дней иличасов. — ..Мне кажется, я тоже, — с изумлением прошептала она,чувствуя впервые в жизни свою полную беспомощность. Одри чуть качнуласьнавстречу ему, он обнял ее и так крепко прижал к себе, что у нее перехватилодыхание. Его губы коснулись ее волос. Не было ни малейшего сомнения в том, чтоих поразила одна и та же стрела.

Он улыбнулся и поцеловал ее в губы сначала с нежностью,какой никогда не испытывал ни к одной женщине, потом со все большей и большейстрастью…

Нет, это поистине безумие. До вчерашнего дня они вообще незнали друг друга, и вдруг сейчас она осознала, что влюблена в него.

Они медленно вошли в дом. Он положил руку ей на плечи ипогладил пальцами загорелую шею. Одри чувствовала, что ее жизнь вдругпереломилась, прежнего никогда больше не будет.

— Одри… — Они стояли возле дверей ее спальни, и он снежной улыбкой смотрел на нее. — Одри, ведь мы так с тобой похожи. —Он никогда не встречал женщины, подобной ей, никогда не надеялся, что встретит.

— Да, это удивительно. — Ив самом деле, произошлочудо, но как несправедлива жизнь! Перед ней мужчина, в котором воплотилось все,что она ценит выше всего на свете, и тем не менее через несколько дней онинавсегда расстанутся. — Сколько вы еще пробудете здесь, на мысе Антиб? —прошептала она, собрав все свои силы.

— Постараюсь как можно дольше.

Они все смотрели в глаза друг другу. Наконец она молчанаклонила голову и скользнула к себе в спальню.

Минула еще одна неделя безмятежного покоя, Чарльз все медлилс отъездом.

Одри и Чарльз почти не расставались с Ви и Джеймсом, и всеже каждый день находили возможность побыть наедине.

Она обычно шла фотографировать, а Чарльз незаметно увивалсяза ней.

Одри наводила объектив своей «лейки» на какой-нибудьстаринный дом в Изе, небольшом, затерянном в горах селении, а он замирал рядом,не спуская с нее восхищенного взгляда. Чарльз уже видел сделанные ею фотографиии понимал, какие чудеса творит она своей маленькой «лейкой».

— Послушай, Од, что, если нам вдвоем сделатькакую-нибудь книгу?

Одри еще дважды щелкнула затвором, потом резко обернулась, ине успел он глазом моргнуть, как она сфотографировала и его тоже.

— Чарльз, ты всерьез?

С тех пор как он приехал, она просто расцвела. Стала болееженственной и какой-то безмятежной, во взгляде появилось новое, не свойственноеей прежде выражение. Леди Ви, оставаясь с глазу на глаз с мужем, все времязаводила разговор о Чарльзе и Од. Джеймс неизменно отвечал, что ничего из этогоне выйдет — Чарльз не из тех, кто спешит связать себя брачными узами, он и самвсе время твердит об этом. Да и то сказать, его образ жизни никак не вязался стакой перспективой. Однако Джеймс не отрицал, что Чарльз увлечен девушкой. Аледи Ви, так та полагала, что он просто без ума от Одри.

— Конечно, всерьез. У тебя первоклассные фотографии.

Мне далеко до тебя, моя писанина куда хуже.

— Что-то не верится!

«Экий скромник», — подумала она с улыбкой.

— Ну что, позавтракаем?

В багажнике автомобиля стояла огромная корзина со всемнеобходимым для пикника. Они разложили снедь на поляне среди травы и полевыхцветов. Позади поднимались стены Иза, далеко внизу синело море. Вид был стольживописен, что Одри усомнилась, сможет ли ее верная «лейка» запечатлеть всю этупрелесть. Она растянулась на траве, оперлась на локоть и принялась смотреть,как Чарльз ест яблоко. В его глазах сияла улыбка.

— Я так счастлива здесь, Чарльз.

— Правда? — Он наклонился и чмокнул ее внос. — Открою тебе страшную тайну: я тоже счастлив. Счастлив, как никогда.

Она вспыхнула от радости, а он снова наклонился К ней иприник к ее губам.

— Что будет, когда придет время уезжать?

Эта мысль не давала ей покоя. Рано или поздно идиллиякончится, она со страхом ждала этого. И он тоже.

— Кто же должен решать, моя дорогая Золушка? Ктоназовет срок, когда тебе пора возвращаться?

— Я отплываю домой четырнадцатого сентября. Это решено.