Все они находились в его приемной:провалившийся Миша, не выполнившая задания Женя и Эмма, которая заглянулаподать кофейку, да так и застряла на пороге, бросая на виновников жалостливыевзгляды, а на Же-ню – жалостливые вдвойне.

– Почему – с вами? – героически произнесМиша. – Делай со мной что хочешь, но Женька тут при чем?

– При том. При нем. При тебе, вернее! –рявкнул шеф. – Какого, спрашивается, лешего ты потащилась за ним из клуба?Не могла остаться там одна, довести до конца работу? Тоже мне,попугаи-неразлучники! Это было твое, твое, твое задание, ты его провалила – вочередной раз, заметь!

– Можешь не кричать, я и так все прекраснопонимаю, – процедила Женя, вскидывая подбородок, словно по нему пришелсяудар. – Когда тот бритоголовый меня во всеуслышание пришил к Михаилу,Малявина только что в лицо мне не рассмеялась. У меня создалось впечатление,будто она ожидала слежки, знала или предполагала ее! Ты, кстати, и сам неисключал такую возможность: помнишь, говорил, что меня вечером моглиподстерегать по ее наводке? Может быть, Малявин сам ей сболтнул, пригрозил… аона женщина необычайно умная и хитрая!

– Да уж поумнее некоторых… – огрызнулся шеф.

– Господи, Грушин, да что же это ты, как дикийзверь, на людей кидаешься?! – внезапно не выдержала Эмма. – Женечке итак вчера досталось. Просто чудо, что она тут с нами живая сидит, а ты…

Она подавилась всхлипыванием, а Женя дажеголовой покачала: ну в самом деле, кто сказал, что нет на свете настоящей,верной, вечной дружбы? Да отрежут лгуну его гнусный язык! Полчаса назад, когдаона живописала в приемной свои ночные, а главное, вечерние приключения, Эмманатурально забилась в истерике. Бесчувственный Грушин даже выглянул из своегокабинета и поинтересовался, над чем они, собственно говоря, ржут, когдапровалено такое дело?

Пламенный призыв Эммы возымел результаты.Грушин виновато потупился, потом взмахом руки отпустил восвояси Мишу Сталлоне –с тобой, мол, я еще побеседую! – и с неподдельным сочувствием воззрился наЖеню.

– Да ладно вам, – сказала она, мгновенноустыдившись всеобщего внимания. – Пациент скорее жив, чем мертв. Вообще-товчерашний вечер – это типичный случай того, как трагедия может превратиться вфарс. Я же вам еще не дорассказала! Вообразите: эта дура, которую я спасала,отпиралась от всего, как… ох, я просто не знаю, что и сказать! – Женястукнула кулаком о ладонь. – Никакого насилия не было, они с Борикомпросто пошли в подвал за картошкой и перепутали сараи. Как вам это нравится, а?В начале августа – в подвал за картошкой! Борик, кстати, в нашем доме, вчетвертом подъезде живет, потому у него и оказались ключи от подвала. Ну а кактуда тот мерзавец попал, я и представить не могу.

– Да что ты говоришь? – изумилсяГрушин. – А я могу. Большое дело к замку ключ подобрать! Вот он иподобрал. Затаился и ждал, пока…

– Это ты прав, – перебила Женя. – Когдана шум, который мы с Нинуликом подняли, начали соседи сбегаться, одна бабулькавспомнила, что видела какого-то мужика, который ковырялся с замком. И вроде быон показался ей незнакомым, но тут у бабулькиного пакета ручка оторвалась, ибутылка подсолнечного масла, как у той Аннушки, разбилась. Всю юбку изгадила,уж так ругалась, так ругалась… Цитата, – уточнила Женя, увидав, как широкораспахнулись иронично прищуренные глаза Грушина. – Короче, не разгляделаона ничего толком, помнит, что сутулый дядька был. Мне тоже показалось, что онвроде как высокий… Но поскольку никого и ничего, кроме зацементированногоБорика, милиция в подвале не нашла, очную ставку проводить было не с кем.

– Смылся он, значит.

– И, наверное, давно. Может быть, сразу, какребята пришли. Вовремя они появились, ничего не могу сказать.

– Да, а то в конце концов он мог бы идогадаться, что ты интуитивно заберешься в дверь с номером 27, – кивнулГрушин. – Твое счастье, что не успел.

Женя взглянула дикими глазами:

– Ты понимаешь, что говоришь?!

– То есть?

– Думаешь, он ждал именно меня?

– А у тебя нет такого ощущения?

– Бог ты мой! Да с чего, с какой радости?!

– Ну, мало ли кто и почему может желать тебесмерти, – небрежно пожал плечами шеф «Агаты Кристи». – Какая-нибудьжена, лишившаяся мужа с твоей помощью в рабочем порядке, разумеется, но ведьпотом она могла раскаяться! Или какой-нибудь муж, который теперь решил, что тыслишком много о нем знаешь. Вариант с Малявиной мы уже обсуждали. Да мало ли!

Несколько секунд Женя смотрела на него оторопев,потом резко отвернулась:

– Злые вы! Уйду я от вас! Ну, начальничек…Секретарша ваша все-таки гораздо человечнее, не в пример вам. Правда, Эммочка?Угадайте с трех раз: у кого шутки дурацкие?

– А если серьезно? – невозмутимопродолжил Грушин. – Ну, напряги головушку, все-таки мы какие-никакие, адетективы.

– Какой-никакой, а все-таки мужик, –пробормотала Женя.

Брови начальства полезли вверх.

– Опять цитата, – угрюмо пояснилаона. – А Эн Островский, драма «Гроза», Тихон говорит. Нет, Грушин, давай серьезно,а? Зачем ты меня пугаешь?

– Не пугаю, а призываю задуматься. Например,вот о чем: ты уверена, что там, на шоссе, когда ты появилась околонеборсинского «мерса», тебя никто не мог видеть?

– Привет! Как минимум три мента плюс ещедвое-трое зевак. Ох, господи! Ты что, думаешь, пошел отстрел свидетелейубийства? Да ну, брось.

– Брошу, брошу, только ты мне скажи: человек,приставивший к виску Неборсина пистолет, не мог все-таки тебя увидеть? Точно немог?

– Теперь-то я уж и не знаю, – растеряласьЖеня. – Если, конечно, сидел в ближайших кустах шиповника, то мог. Но ведьмилиция все там обшарила и не нашла никого, кроме Гулякова. И то уже потом,после того, как я ушла, его вытащили на свет божий! Вот уж кто видел убийцу,вот кого, если следовать детективным штампам, надо убирать! Это Гуляков вопасности, а не я.

– Гуляков не в опасности, а вбомжатнике, – ответил Грушин. – Прошу не путать.

– А я была в парике! – радостно вспомнилаЖеня. – Исключено, чтобы он мог меня узнать, исключено!

– Убедительно, – согласилсяГрушин. – И все-таки, может, тебе быть осторожнее? Не оставаться однойдома, особенно по ночам.

– Собачку завести? – невинно предложилаЖеня. – Чтобы лаяла под дверью? Или опять Мишу Сталлоне от фоноскопииотвлечешь? Но вот тогда меня уж точно рано или поздно изнасилуют, хоть,возможно, и не убьют. Или, может быть…