— Слушаюсь.

— Возьмите людей и проверьте эту чертовурадиоактивность, — продолжал бушевать генерал. — Все проверьте. У вастут не Центр, а настоящий вертеп. Никакой дисциплины, каждый делает что хочет.Проверьте все наконец и найдите, куда могли деться эти проклятые заряды.Опросите соседей убитых, может, они их дома прятали, — зло закричал он,понимая, что этого не может быть. — Должны же остаться хоть какие-тоследы.

Раздался резкий телефонный звонок. Все вздрогнули, настолькобыли напряжены нервы. Ерошенко, сидевший рядом со столом, протянул руку и взялтрубку. Потом сказал:

— Вас, товарищ генерал.

Земсков выхватил трубку. Это был директор ФСБ.

— Что у вас там происходит? — спросил он. —Есть новости?

— Мы проводим расследование, — чуть запнувшись,доложил уже совсем другим голосом Земсков. — Установлена и доказана винадвух погибших ученых, которые похитили заряды из хранилища. Большую помощь намоказали академики Финкель и Архипов. — Он специально говорил много,оттягивая самое важное сообщение, которое больше всего интересовало директора.

— Где заряды? — перебил тот своего заместителя. Нужнобыло решаться. Все равно рано или поздно придется сообщить. Земсков взглянул нанапряженно глядевших на него офицеров и глухо сказал:

— Нами установлен сообщник погибших ученых, которыйпомогал им вывозить заряды с территории Центра. — Он все-таки не рискнулсказать, что ядерных зарядов в Центре уже нет.

— Как это «помогал вывозить»? — спросилдиректор. — Значит, их нет в Центре?

— Нет, товарищ генерал, — сообщил Земсков убитымголосом.

На другом конце провода шумно задышали. У директора былоневероятное терпение, если даже в этот момент он не выругался.

— Чего ты мне басни рассказываешь? — прошипелон. — Значит, у нас из-под носа украли бомбы, а мы ничего не знали. Когдаих украли? — Земсков молчал. — Ты меня слышишь? — Директорникогда не позволял себе обращаться к своим подчиненным на «ты», и это былосамым верным показателем его раздражения.

— По нашим сведениям, их вывезли из Центра два месяцаназад, — сообщил Земсков, ожидая нового взрыва. В трубке воцарилось долгоемолчание. Потом директор, не сказав больше ни слова, просто положил трубку.Очевидно, опасаясь сорваться.

Земсков тоже положил трубку и целую минуту ждал, когдааппарат снова зазвонит. Не дождавшись, он с потерянным видом обратился кМашкову:

— Продолжайте ваше расследование, полковник. У нас маловремени.

И в этот момент снова зазвонил телефон. Земсков схватилтрубку, ожидая, что это звонит по прямому проводу директор ФСБ, и услышалнезнакомый голос.

— Кто говорит? — раздраженно спросил голос. —Это не вы, Игорь Гаврилович?

— Нет. Говорит генерал Земсков, — четко,по-военному ответил Земсков, понимая, что по этому телефону может позвонитьтолько очень ответственный руководитель.

— Там у вас должен быть генерал Ерошенко, — сказалруководящий баритон. — Дай мне его к телефону, генерал. Сумеешь найти его?

— Он рядом. — Земсков протянул трубку своемуколлеге, понимая, что теперь настала очередь того выслушивать очередную порциюнедовольства. Он наконец узнал этот голос. Это был министр обороны.

Ерошенко взял трубку. Очевидно, министр не обладал терпениемдиректора ФСБ. Да и к тому же нравы в военном ведомстве были куда круче, чем вконтрразведке. Министр, узнавший, что заряды пропали два месяца назад, нестесняясь в выражениях, крыл своего контрразведчика пятиэтажным матом. И подконец бросил трубку. Ерошенко оперся дрожащими руками о стол. Его в жизни такне ругали. Офицеры молчали, понимая, что именно мог сказать ему министр.

— Ищите, Машков, — то ли предложил, то ли попросилЗемсков. — Может, у вас действительно что-нибудь получится.

Вечером состав вышел из Санкт-Петербурга. До границы былонедалеко, но все восемь боевиков Сирийца сидели по вагонам, словно им обещалиособую награду за усердие. Кроме трех вагонов с лесом, здесь было еще нескольковагонов с разного рода товарами, которые обычно переправлялись за рубеж единымсоставом. Но боевиков Сирийца интересовали именно их вагоны, вернее,единственный вагон, в котором находились ящики и за которым они обязаны былинаблюдать.

Перед самой границей они сошли с поезда, даже не пожелавостальным счастливого пути. Просто, когда состав замедлил ход, они спрыгнули.Машинисты, которые видели сопровождающих, ничего не сказали. Во-первых, имхорошо заплатил Сухарев, во-вторых, грузы до границы часто сопровождаливооруженные люди, когда владельцы хотели гарантировать неприкосновенностьсобственного товара.

Вагон, в котором находились ящики, был в середине состава, иплотный незнакомец в кожаной куртке провел все время пути на подножке вагона,словно собираясь ехать так до Хельсинки. На границе состав остановился, ипограничники начали смотреть грузы. За ними пошли таможенники. Все шло какобычно. Но Сухарев все-таки волновался. И когда проверяли документы умашинистов, и когда проверяли документы у него, и когда проверяли паспортасопровождающих. Все было в порядке, но он продолжал волноваться. А от волненияон знал только единственное лекарство. Это был коньяк, к которому он пристрастилсяна свободе. По странному стечению обстоятельств, коньяк ему тогда предложилименно Сириец. Сухарев после этого почти не пил водки, предпочитая хорошийконьяк, армянский или грузинский, французский или еще какой, ему было всеравно. Лишь бы это был коньяк.

И сейчас, поминутно прикладываясь к бутылке, он подумал отом, что все может пройти и не так гладко, как рассчитывал Сириец. Ведь грузыпропускают только благодаря самому Сухому. А иначе шиш бы кто-нибудь сумелдоговориться с этими таможенниками и пограничниками.

Один из пограничников почему-то принес прибор, проверяющийрадиоактивность.

— А это зачем? — улыбаясь спросил Сухарев,доставая бутылку коньяку и щедро презентуя ее пограничнику.

— Не жалко? — спросил тот.

— А у меня этого добра хватает, — кивнул наполупустой ящик Сухарев, — все равно финны не пропускают. Вези что хочешь,хоть динамит, но только не спиртное. Строго следят. А у меня еще восемь бутылокосталось. На две перебор, больше не пускают. Шесть могу записать за собой и запассажирами. Правила ведь знаешь, не больше литра. А наши ребята там просят —спиртного вези, и все тут.

— Да, у них с этим делом туго, — согласилсяпограничник, принимая бутылку и пряча прибор в сумку.

— Так зачем тебе прибор? — усмехнулсяСухарев. — Ты мне не сказал.

— Черт его знает, — честно призналсяофицер, — приказано проверять все грузы. Чего, например, ваш леспроверять, не знаю. В бревнах какая радиоактивность, если они, конечно, не изЧернобыля. Наверно, скандинавы боятся заражения.