Сухарев схватил телефон и быстро набрал номер. Нетерпеливождал, пока трубку возьмет Надя. Неужели ее нет дома, неужели нет дома… Но онасняла трубку.

— Слушаю, — сказала она.

— Надя, это я, — пробормотал Сухарев, — ясильно залетел. Бери все деньги, какие только есть в доме, и дуй в Москву.Оттуда вылетишь в Хельсинки. Ты поняла? Никому ничего не говори. У тебя визастоит в паспорте. Только быстро собери вещи и мотай в Москву. Не забудь проденьги, которые у нас лежат в шкафу под полотенцами.

— Что случилось? — испуганно спросила она.

— Потом объясню, дура. Беги, говорят, из дома. У тебяминут пять есть. Потом за тобой придут. Ты поняла? Не «мусора» придут, совсемдругие люди. Убегай, говорю.

— Все, все поняла, — забормотала Надя. — Акак же ты?

— Я тебя встречу. Хотя нет, подожди. Так не пойдет. Онибудут ждать тебя в Хельсинки. Сделаем по-другому. Езжай в Киев к своей тетке.Туда езжай и там спрячься, я тебе туда позвоню. Помнишь, ты мне рассказывалапро свою тетку? Помнишь? — закричал он изо всех сил, как будто от егокрика что-то сейчас зависело.

Водитель испуганно покосился на него, не понимая, почему такнервничает этот ненормальный иностранец.

— Ты меня поняла? К тетке езжай! — кричал он,надеясь, что она хотя бы осознает степень опасности.

— Все поняла, — почему-то начала плакатьНадя. — Ты не беспокойся, миленький, я все сделаю, как ты говоришь. Прямосейчас уеду.

— У тебя уже четыре минуты. Все вещи бросай, возьмитолько деньги и документы. И никому не говори, куда ты едешь.

Он отключился, чтобы не задерживать ее больше у телефона.Посмотрел на водителя.

— Чухма ты финская, рыло, — сказал он, тяжелодыша.

— Не понимай, — ответил водитель.

— И правильно делаешь, что не понимаешь, —вздохнул Сухарев.

«И почему я полез в этот вагон», — снова подумал он ссожалением. Он еще не знал, что сделал самую большую ошибку в своей непутевойжизни.

Несмотря на все поиски, следов Мукашевича по-прежнему необнаруживалось. Земсков, не спавший нормально уже третьи сутки, бросался навсех с дикими криками, не сдерживаясь теперь даже в присутствии академиков.Самих ученых больше волновал вопрос возможного несанкционированного примененияЯЗОРДов, и все трое приходили к неутешительному выводу, что такая возможностьболее чем велика. Из Москвы пришло подтверждение, что группам КГБ специальногоназначения никогда не разрешалось пользоваться ЯЗОРДами даже во время учений.Выносить ЯЗОРДы из Центра могли только после специального письменногоразрешения одновременно председателя КГБ, министра среднего машиностроения иминистра обороны СССР да еще с визой секретаря ЦК, курировавшего эти вопросы.Правда, после развала такой строгий порядок был ликвидирован, но все равно длявывоза из Центра любого ЯЗОРДа требовалось как минимум хотя бы разрешениеминистра обороны или директора ФСБ.

Проверка на радиоактивность дала очень неприятныерезультаты. Очевидно, Суровцев и Глинштейн действительно сумели каким-тообразом поднять из хранилища наверх два заряда и разместить их у себя влабаратории. А после они погрузили их в машину и вместе с радиоактивнымиотходами вывезли из Центра на машине Мукашевича. Никому из проверяющих фонавтомобиля и в голову не могло прийти, что в этот раз перевозят не отходы,которые и должны были фонить, а ядерные заряды. Машкову удалось доказать иочевидное вмешательство неизвестного злоумышленника в работу компьютера — тотпоменял картинку выноса из хранилища зарядов, заменив ее одной из предыдущихпленок. Офицеры продолжали допрашивать всех сотрудников лаборатории. К нимподключился прокурор, он вызвал дополнительно несколько своих сотрудников,имевших допуск к подобной работе. Правда, им не сообщали в подробностях обобъекте пропажи. Для всех это был лишь непонятный калифорний, который нужнобыло найти или хотя бы точно определить, как его похитили.

Ерошенко сидел вместе с Земсковым, посасывая валидол, когдак ним в кабинет вошли Финкель и Архипов. Они о чем-то оживленно спорили. Заними молча вошел Добровольский. События этих дней отразились на нем ещесильнее, чем на генералах. Он как-то осунулся, постарел и выглядел поникшим,словно сам участвовал в хищении зарядов и теперь готов был нести любоенаказание. Земсков, увидев посетителей, поморщился, — только их ему нехватало, — но привычно поднялся, застегивая пиджак. Встал и Ерошенко,почтительно кивнув головой. После того как академики столь нагляднопродемонстрировали свой умственный потенциал, уважение к ним военногоконтрразведчика явно возросло.

— Вы простите, что мы вас беспокоим, — сказалФинкель, — но на этом настоял Константин Васильевич. Он считает, что мыобязательно должны переговорить именно с вами по этому поводу.

— Что еще случилось? — обреченно спросил Земсков.

Истекал третий день поисков, а пока ничего конкретногонайдено не было. К ужасу самих членов комиссии, удалось подтвердить лишь фактисчезновения двух зарядов из хранилища, их транспортировку наверх и вывоз запределы Центра. Все это произошло почти два месяца назад. Если не считатьпогибших ученых и исчезнувшего Мукашевича, то можно было сделать выводы обоглушительном провале работы комиссии. Завтра нужно докладывать в Москву, арезультаты более чем плачевные.

— Мы все время думали об этих молодых ученых, —продолжал Финкель, когда все трое уселись в кабинете, даже не спрашиваяразрешения у генералов. — Судя по тому, как их нам представляет ИгорьГаврилович, это были настоящие ученые, с головой. Особенно этот Глинштеин. Ясмотрел его диссертацию и результаты его научных опытов. Очень даже неплохо.

«Только не хватает, чтобы они еще хвалили этих погибшихнегодяев», — зло подумал Земсков, чуть шевельнувшись от напряжения.

— Но мы пришли к вам не за этим. — Финкель былпроницательным старым человеком и понимал состояние генерала. — У насвозникли некоторые подозрения, которыми мы хотели бы с вами поделиться. Дело втом, что Глинштеин и Суровцев работали как раз над проблемой безопасногоиспользования ЯЗОРДов. Но по этому вопросу есть блестящие разработки винституте академика Архипова. Там уже проведены эксперименты, подтвердившиестабильность полученных результатов.

— Простите, Исаак Самуилович, — не выдержалЗемсков, довольно невежливо перебивая академика, — я понимаю, что этоинтересно, но не могли бы вы кратко сформулировать суть ваших слов. Мне трудноследить за вашими мыслями, я уже трое суток не спал.

— Конечно, конечно, — кивнул Финкель, —вкратце все обстоит следующим образом. Оба молодых человека, которые, очевидно,и проникли в хранилище, точно знали о радиоактивности калифорния. Это ведь нестуденты-практиканты и не водитель с десятилетним образованием.

— Понимаю, — кивнул Земсков.