Он свалился на меня, вдруг потяжелев, и шея его оказалась умоего лица, так что я ощутила колотящийся пульс, прыгающий у меня по коже. Мылежали, переплетясь так тесно, как только могут переплестись мужчина сженщиной, держали друг друга, пока успокаивались наши сердца.

Роан поднял голову, приподнялся на руках взглянуть на меня.Это был взгляд удивления, как у ребенка, который узнал новую радость, осуществовании которой он до сих пор не догадывался. Роан ничего не говорил,просто смотрел на меня, улыбаясь.

И я тоже улыбалась, но была во мне чуть заметная ноткагрусти. Я вспомнила, что я забыла. Я должна была принять душ и покинуть город.Я не должна была ни за что касаться Роана, когда на наших телах Слезы Бранвэйн.Но что сделано, то сделано.

Мой голос оказался тихим, странным даже для моих ушей, будтоя давным-давно не говорила.

– Посмотри на свою кожу.

Роан глянул на собственное тело и зашипел, как вспугнутыйкот. Он скатился с меня и сел, разглядывая руки, плечи, всего себя. Он светилсялегким, почти янтарным светом, как огонь, отраженный в драгоценности, и этойдрагоценностью было его тело.

– Что это? – спросил он тихим и чуть ли неиспуганным голосом.

– Ты на эту ночь – сидхе.

Он посмотрел на меня:

– Я не понял.

– Знаю, – вздохнула я.

Он поднес руку поближе ко мне. Я светилась белым, холоднымсветом, как луна через стекло. Янтарное сияние его руки отражалось в этом беломсиянии, превращая его в бледно-желтое, пока его рука двигалась надо мной.

– И что я могу с этим сделать?

Я смотрела, как он ведет надо мной рукой, тщательно стараясьне коснуться моей кожи.

– Не знаю. Все сидхе разные. У всех у нас разныеспособности. Разные вариации темы.

Он положил руку на шрам у меня на ребрах, сразу под левойгрудью. Рубец болел, как артрит в холодную погоду, только холодно не было. Яотодвинула его руку от этой отметины. Она была четким отпечатком руки большей,чем рука Роана, более длинной, с более тонкими пальцами. Коричневого цвета ичуть приподнята над уровнем кожи. Шрам становился черным, когда кожа у менясветилась, будто свет не мог ее коснуться – слепого пятна.

– Откуда это? – спросил он.

– От дуэли.

Он снова попытался потрогать шрам, и я схватила его за руку,прижалась, заталкивая это янтарное сияние в свое белое. Ощущение было будтонаши руки слились вместе, плоть раздается, распухает. Он отдернулся, потираяруку о грудь, но от этого масло размазалось по руке, и лучше не стало. Роан ещене понял, что это лишь первая проба того, что значит быть сидхе.

– У каждого сидхе есть рука силы. Некоторые умеютисцелять прикосновением. Некоторые умеют убивать. Та сидхе, с которой ядралась, приложила руку мне к ребрам. Она сломала мне ребра, разорвала мышцы ипыталась раздавить сердце – все это даже не пробив кожи.

– Ты проиграла дуэль, – сказал он.

– Я проиграла дуэль, но осталась жить, а для меня этовсегда был достаточный выигрыш.

Роан нахмурился.

– Ты погрустнела. Я знаю, что тебе понравилось, откудаже такая мрачность?

Он провел пальцем по моему лицу, и на пути его прикосновениякожа засветилась ярче. Я отвернулась.

– Слишком поздно спасать тебя, Роан, но еще не поздномне спасти себя.

Я почувствовала, что он лег рядом, и сдвинулась чуть-чуть,чтобы не соприкасаться с ним всей длиной тел. И посмотрела на него с расстоянияв пару дюймов.

– От чего тебя спасать, Мерри?

– Не могу объяснить тебе причину, но я должна уехать.Не из этой квартиры – из города.

Он удивился:

– Зачем?

Я покачала головой:

– Если я тебе расскажу, ты окажешься еще в большейопасности, чем сейчас.

Он это принял и не стал расспрашивать дальше.

– Чем я могу тебе помочь?

Я улыбнулась, потом засмеялась.

– Я не могу ехать в машине, не говоря уже – в аэропорт,пока сияю как восходящая луна, а гламор я не могу ставить, пока не выдохнетсямасло.

– И долго это? – спросил он.

– Не знаю.

Я посмотрела вдоль его тела и увидела, что он обмяк, хотя,как правило, он быстро восстанавливался. Но я знала то, чего не знал он.Сегодня я сидхе, нравится мне это или нет.

– А какова твоя рука силы? – спросил он, хотя многовремени ушло у него на этот вопрос. Наверное, он очень хотел знать, раз спросилбез приглашения.

Я села:

– У меня ее нет.

Он сдвинул брови:

– Ты говорила, что у всех сидхе она есть.

Я кивнула:

– Это один из многих предлогов, на основании которыхдругие мне многие годы отказывают.

– Отказывают в чем?

– Во всем. – Я подняла руку чуть над его телом, иянтарное свечение стало ярче, идя за моим прикосновением, как раздуваемыйдыханием уголь. – Когда наши руки слились, это был один из побочныхэффектов силы. Наши тела способны на то же самое.

Он приподнял брови.

Я накрыла его ладошкой, и он ответил, но я влила в негосилу, и он тут же встал твердо, готовый. От этого у Роана сжался живот,заставил его сесть, отодвинуть от себя мою руку.

– Почти что слишком хорошо. Почти что больно.

– Да, – кивнула я.

Он слегка нервозно засмеялся:

– Вроде бы ты говорила, что у тебя нет руки силы.

– Нет, но я происхожу от пяти различных божествплодородия. Я могу возвращать тебе силу всю ночь, так часто и так быстро, какмы захотим. – Я склонилась к нему. – Ты сегодня как дитя, Роан. Ты неумеешь управлять силой, а я умею. Я могу тебя заводить снова и снова, пока тыне сотрешь кожу до мяса и не будешь умолять меня перестать.

Он лежал на кровати, а я двигалась над ним, и теперь онсмотрел на меня снизу вверх расширенными глазами, и каштановые волосырассыпались вокруг его лица. Сегодня у них был почти тот же оттенок, что умоих, – почти. Роан выговорил с придыханием:

– Если так, то и ты сотрешься до мяса.

– Подумай, что было бы, будь я не единственной сидхе вкомнате. Подумай, что мы могли бы заставить тебя делать, и ты не мог бы нампомешать.

Последние слова я произнесла в его полуоткрытые губы. Когдая его поцеловала, он вздрогнул, как от боли, хотя я знаю, что больно не было.

Я отодвинулась взглянуть ему в лицо.