Она потянула остреньким носиком, протянула руку, и Лютикнезамедлительно вложил ей в пальцы батистовый платочек с монограммой. Княгинямазнула платочком обе щечки так, чтобы не стереть пудры.

— Ах-ах, — повторила она. — Выходит, друидкиничего не знали о Цири? Были не в состоянии помочь вам? Получается, все вашиусилия пошли прахом и все ваше странствие оказалось ненужным?

— Прахом — наверняка нет, — убежденно ответилведьмак. — Признаюсь, я рассчитывал получить от друидок какие-нибудьконкретные сведения либо указания, которые могли бы хоть в самом общем видепояснить, почему Цири оказалась объектом столь яростной охоты. Однако друидкине могли или же не пожелали мне помочь. Так что в этом смысле действительно яничего не выгадал. Но…

Он перешел на шепот. Не ради повышения уровня драматизма.Просто решал, насколько может быть откровенен перед собравшимися.

— Я знаю, что Цири жива, — наконец сухо сказалон. — Вероятнее всего, была ранена. И все еще в опасности. Но жива.

Анна Генриетта вздохнула, снова воспользовалась платочком ипожала руку Лютику.

— Обещаем вам, — проговорила она, — нашу помощьи поддержку. Гостите в Туссенте, сколь пожелаете. Ибо должно вам знать, что мыбывали в Цинтре, знали и дарили своей дружбой Паветту, знали и любили малюткуЦири. Всем сердцем мы скорбим вместе с вами, господин Геральт. Если требуется,вам окажут посильную помощь наши ученые и астрологи. Вы должны, мы глубоко вэто верим, отыскать какую-то тропинку, какое-то указание или след, которыеукажут вам нужный путь. Не действуйте опрометчиво. Вам нет нужды спешить. Иможете оставаться здесь по собственному желанию, вы милый и приятный нам гость.

— Благодарю, ваше сиятельство, — поклонилсяГеральт, — за добрые слова и ласку. Однако мы тронемся в путь, как тольконемного передохнем. Цири все еще в опасности. Да и мы тоже. Если слишком долгозасиживаться на одном месте, опасность не только возрастает, но и начинаетугрожать людям доброжелательно к нам относящимся. И всем окружающим. А этого мыни за что не хотели бы допустить.

Княгиня какое-то время молчала, размеренными движениями,будто кошку, поглаживая Лютика по руке.

— Благородны и справедливы слова ваши, — сказалаона наконец. — Но опасаться вам нечего. Гнавшиеся за вами бандиты нашимирыцарями разгромлены так, что ни один свидетель их поражения не ушел живым. Намрассказал об этом виконт Юлиан. Любого, кто осмелится вас обеспокоить, ждет таже участь. Вы под нашей защитой и покровительством.

— Я умею это ценить. — Геральт снова поклонился,мысленно проклиная болевшее колено и не только его. — Однако не смеюумолчать о том, о чем господин виконт забыл вашей милости поведать. Разбойники,которые гнались за мной от Бельхавена и которых доблестные рыцари вашей милостиотважно разгромили в Каэд Мырквиде, действительно были бандитами высшейразбойничьей гильдии, но нильфгаардского цвета.

— Ну и что?

«А то, — чуть не сорвалось у него с языка, — чтоесли нильфгаардцы заняли Аэдирн за двадцать дней, то на твое игрушечноекняжество им хватит двадцати минут».

— Идет война, — сказал он вместо этого. — То,что случилось в Бельхавене и Каэд Мырквиде, можно рассматривать как рейд потылам. Обычно это вызывает репрессии. В военное время…

— Война, — перебила его княгиня, подняв кверхуострый носик, — наверняка уже кончилась. Относительно этого мы писалинашему кузену Эмгыру вар Эмрейсу. Мы направили ему меморандум, в котором потребовалинемедленно положить конец бессмысленному кровопролитию. С войной уже навернякапокончено, наверняка уже заключен мир.

— Не так уж наверняка, — холодно ответилГеральт. — За Яругой буйствуют меч и огонь, льется кровь. Нет никакихпризнаков того, что война идет к завершению. Я бы сказал — совсем наоборот.

Он тут же пожалел о сказанном.

— То есть? — Носик княгини, казалось, стал ещеострее, а в голосе прозвучала противная, скрипуче-ворчливая нотка. — Верноли я слышу? Война продолжается? Почему нам об этом не сообщили? Господинминистр Трембли?

— Ваше сиятельство, я… — забормотал, преклоняяколено, один из златоносцев, позвякивая цепями. — Я не хотел… огорчать…беспокоить… ваше сиятельство…

— Стража! — взвыла ее сиятельство. — В башнюего! Вы в немилости, милостивый государь! Господин камергер! Господинсекретарь!

— Мы здесь, ваше сиятельство!

— Пусть наша канцелярия немедленно подготовит резкуюноту нашему кузену, императору Нильфгаарда. Мы требуем, чтобы немедленно,незамедлительнейше он прекратил воевать и заключил мир. Ибо война и несогласиесуть вещи скверные. Несогласие разрушает, а согласие возводит!

— Ваша милость, — еле выговорил маршалдвора-кондитер, белый как сахарная пудра, — абсолютно правы. Абсолютнейше!

— А вы что тут делаете? Мы отдали приказы! Действуйтеже! Одна нога тут, другая там!

Геральт незаметно осмотрелся. У дворян были совершеннокаменные лица, из чего следовало, что подобные инциденты при здешнем дворе делоне новое и не редкое. Он твердо решил с этого момента исключительно поддакиватьгоспоже княгине. И никак не более того.

Анарьетта тронула платочком кончик носа, затем улыбнуласьГеральту.

— Как видите, — сказала она, — ваши опасениябыли беспочвенны. Вам нечего опасаться, и вы можете гостить у нас сколькопожелаете.

— Так точно, ваше сиятельство.

В тишине четко слышался скрип короеда в каком-то изпредметов древней мебели. И ругательства, коими старший конюх поносил коня надалеком дворе.

— Есть у нас, — прервала молчаниеАнарьетта, — также просьба к вам, господин Геральт, как к ведьмаку.

— Так точно, ваше сиятельство.

— Это просьба многих благородных дам Туссента и такженаша. Ночное чудовище беспокоит здешние дома. Дьявол, призрак, суккуб в обличьеженском, но столь бесстыдном, что описать его мы не решаемся, терзает достойныхи верных супругов. Навещает по ночам альковы, позволяет себе безобразныераспутства и отвратительные половые извращения, о которых нам не позволяетговорить присущая нам скромность. Вы как специалист наверняка знаете, в чемдело.

— Так точно, ваше сиятельство!

— Туссентские дамы просят вас положить предел этоймерзости. А мы присоединяемся к их просьбе и заверяем вас в нашем благоволении.

— Так точно, ваше сиятельство!

* * *