— Разумеется, разумеется, — проговорил Пальмеринде Лонфаль, рыцарь с лилиевым крестом. — Ситуация истинно достойная вашегоположения. Истинно. Я серьезно опасаюсь, что пошатну вашу решимость выполнитьпожелания дам, но тем не менее, слово чести, предложение внесу. Откажитесь отконтракта, господин ведьмак. Не охотьтесь на суккуба, оставьте его в покое.Ничего дамам и княгине не говоря. А мы, господа из Туссента, слово чести,перекроем предложение дам. Удивим вас нашей щедростью.

— Предложение, — холодно сказал ведьмак, —действительно не очень далеко от неуважения.

— Господин Геральт. — Лицо у Пальмерина де Лонфалябыло жестким и серьезным. — Я скажу вам, почему мы осмелились на такойшаг. Прошел слух, что вы убиваете исключительно тех чудовищ, кои являютсяугрозой. Реальной угрозой. Не воображаемой, из невежества или предрассудковродом. Позвольте заметить, что суккуб никому ничем не угрожает и не пакостит.Так, просто посещает в снах… Время от времени… И немного… э-э-э… как бы этосказать, ублажает…

— Но исключительно полнолетних, — быстро добавилПейрак-Пейран.

— Дамы из Туссента, — сказал Геральт,оглядываясь, — вряд ли обрадуются, узнав о нашем разговоре. Княгиня тоже.

— Полностью с вами согласны, — буркнул Пальмеринде Лонфаль. — Желательна секретность сверх всякой меры. Не следуетпробуждать спящих святош…

— Откройте мне счет в одном из местных краснолюдскихбанков, — медленно и тихо сказал Геральт. — И поразите меня своейщедростью. Предупреждаю, поразить меня не просто.

— И все же мы постараемся, — гордо пообещалПейрак-Пейран.

Они обменялись прощальными поклонами.

Вернулся Регис, который, конечно, все слышал своим вампирьимслухом.

— Теперь, — сказал он не улыбаясь, — ты,конечно, тоже можешь утверждать, что это был невольный рефлекс и необъяснимыйимпульс. Но объяснить, откуда взялся новый банковский счет, тебе будеттрудновато.

Геральт глядел куда-то ввысь, более того, поверх кронкипарисов.

— Кто знает, — сказал он, — может, все-такимы проведем здесь несколько дней. А с учетом Мильвовых ребер, может быть, дажебольше, чем несколько. Может, несколько недель. Ведь не помешает обрести на этовремя финансовую независимость?

* * *

— Так вот откуда у тебя счет у Чьанфанелли, —покачал головой Рейнарт де Буа-Фресне. — Ну-ну. Если б княгиня узнала,были бы точно смены в должностях, была бы новая раздача патентов. Ха, возможно,и я бы маленько подрос? Чес-слово, жаль, что у человека нет задатков кдоносительству. А теперь расскажи об известном выпивоне, на который я такрассчитывал. Мне так хотелось побывать на том пиру, поесть и попить. А менявыслали на границу, на вышку, в холод и собачью пургу. Эх, холя-холя, рыцарскаядоля…

— Великому и шумно разрекламированному пиру, —начал Геральт, — предшествовала серьезная подготовка. Надо было отыскатьМильву, прятавшуюся в конюшнях, надо было убедить ее, что от ее участия вбанкете зависит судьба Цири и чуть ли не всего мира. Надо было почти что силой натянутьна нее платье. Потом заставить Ангулему поклясться, что она поведет себя какподобает даме и уж обязательно постарается избегать слов «курва» и «жопа».Когда наконец мы всего этого добились и уже намеревались было взяться за вино,появился камергер ле Гофф, маршал двора, пуще прежнего воняющий глазурью инадутый как свиной пузырь.

* * *

— В данных циркумстанциях[13] я вынужденпояснить, — загундосил камергер ле Гофф, — что за столом ее милостинет мест первых и последних, никто не может обижаться на то, что емупредназначено положение за столом, кое покажется ему ниже его достоинства.Однако же мы здесь, в Туссенте, строго блюдем и чтим давние традиции и обычаи ипридерживаемся обсерванции.[14] В соответствии же с оными обычаями, традициямии…

— Переходите, милостивый государь, к делу.

— Пиршество назначено на завтра. Мне надобно рассадитьГостей в соответствии с честью и рангом.

— Ясно, — серьезно проговорил ведьмак. —Значится, так: самый достойнейший из нас, как рангом, так и честью, —Лютик.

— Господин виконт Юлиан, — произнес камергер,задрав нос, — являет себя гостем экстраординарно почетным. И как таковойодесную ее милости усажен будет.

— Ясно, — повторил ведьмак, серьезный как самасмерть. — А относительно нас… виконт не пояснил, у кого ранг, титул и честь,в смысле — достоинства каковы?

— Пояснил лишь, — кашлянул камергер, — чтоваши милости пребывают здесь инкогнито с рыцарской миссией, деталей каковой,как и истинных имен, гербов и титулов, выдавать вам нет возможности, ибо тогоне допускают ваши обеты.

— Именно так оно и есть. Тогда в чем же проблема?

— В том-то и проблема, чтобы правильно рассадитьгостей! Вы — гости, к тому же соратники господина виконта, стало быть, мнедолжно усадить вас ближе к голове стола… Промеж баронов. Но ведь не может быть,чтобы все вы, ваши милости и госпожи, оказались ровней, ибо так никогда небывает, поскольку быть не может, чтобы все, повторяю, ровней были. Ежели кто извас рангом либо родом выше, то должен при верхнем столе сидеть, при княгине…

— Он, — ведьмак не колеблясь указал на вампира,который неподалеку в задумчивости любовался занимающим чуть ли не всю стенугобеленом, — граф. Но об этом — ша! Это тайна, покрытая мраком веков.

— Понял! — Камергер чуть не захлебнулся отвосторга. — В данных циркумстанциях… Я усажу его одесную графини Ноттурн иблагородно урожденной тетушки госпожи, то бишь ее светлости княгини.

— Не пожалеете ни вы, ни благородно урожденнаятетушка. — У Геральта было совершенно каменное лицо. — Равных ему нетни в смысле обычаев, ни в искусстве конверсации.[15]

— Безмерно рад слышать. Вы же, милсдарь из Ривии,усядетесь рядом с почтенной госпожой Фрингильей. Такова традиция. Вы несли ее кБочке, вы… хм-м-м… ее рыцарь как бы…

— Понятно.

— Ну и славно. Ах, господин граф…

— Слушаю, — удивился вампир, который как разотошел от гобелена, изображающего битву гигантов с циклопами.