Однако даже так, сердце для нас куда важнее головы. Воплотив его в плоти и поместив внутрь часть своей силы, Джашин бы, впоследствии, смог и без помощи своих слуг создать остальное. Так что с этой стороны всё, ха-ха-ха-ха, можно считать логичным, аха-ха-ха-ха! Эй, неужели совсем не смешно⁈

— П-простите, Т-тэкеши-д-доно… — сжавшись при виде исказившегося в гримасе ярости лица сенсея, что походило более на демоническую маску, Кохару начала было оправдываться, но вновь была перебита громким смехом.

— Видели бы вы свои лица! Действительно небось решили, что я прямо сейчас буду убивать вас, а? Ну точно — решили! Аха-хаа-ха-ха, эта детская наивность. Будто бы я не знаю, что самые лучшие шутки всегда предназначены только для двоих: для того, кто шутит, и ещё для некоего гипотетического невидимого, вездесущего и все понимающего собеседника, которого, скорее всего, попросту не существует, хотя зарекаться не буду! Ну да какие ваши годы — поймёте всё сами, когда-нибудь.

После этого воцарилось глубокое молчание, нарушаемое лишь гулом стен, вязким плеском и бульканьем текущей внизу зловонной жижи, и тихим шорохом шагов.

Трое людей, неожиданно для самих себя попавших в круговорот безумия, отчаянно старались сложить вновь разлетевшуюся на тысячи осколков картину бытия, а их спутник… Чтож, когда ты неумолимая сила, стихия, лишь по велению прихоти принявшая человеческий облик, процесс — вечный и неостановимый, надо не раздумывать, не размышлять, но происходить — нестись вперёд, без цели и смысла, ведь ты, сам по себе, и есть конечная цель, и истинный смысл.

* * *

Хирузен уже сбился со счёта как долго они брели в этом кошмаре. Минуты сливались в часы, а омерзительный тоннель, полный смрада и удушья всё не заканчивался. Лишь звук уже привычного ритма становился всё громче и громче.

Однако рано или поздно всё подходит к своему концу, а потому, спустя ещё полчаса с момента, когда ему показалось что это адское путешествие будет длиться вечно, стены стали становиться всё дальше, потолок выше, а узкая тропа, по которой они шли всё это время, постепенно превращаться в широкую дорогу. Вот только мелькнувшую было на горизонте радость тут же затопило волной первозданного ужаса и отвращения.

Впереди, прямо перед ними, дорога уходила круто влево, образуя широкий балкон, прямо над огромной пропастью, в которую превратилось небольшая щель между ними и вязкой, мёртвой кровью.

В этой бездне, Хирузен увидел то, что никогда не сможет забыть. Впереди, над пустотой, возвышалась стена, как и всё здесь — сотканная из мертвенно-жёлтой плоти. Она билась в такт ненавистному гулу, но вопреки обыкновению была неровной. Всю её поверхность покрывали десятки наростов, напоминающих собой вздутый волдыри, полные гноя и крови. Все они были разного размера, от огромных, в человеческий рост, до совсем крохотных, диаметром не больше кулака. И вокруг каждого из этих наростов, с влажным, выворачивающим на изнанку звуком, мельтешили какие-то твари.

С виду они походили на гигантских червей, чья нижняя часть тела срослась с живой стеной. Эти мерзости скользили над волдырями, изредка обнажая пасти, полные огромных зубов, что шли друг за другом сотнями неровных рядов.

Один из червей, из тех что был к ним ближе всех, как раз проползал над очередным из наростов, как вдруг остановился и вновь раскрыл зев своей глотки, но в отличии от прочих не продолжил движение, но замер, после чего из его утробы наружу высунулись сразу несколько длинных отростков, конец каждого из которых венчало длинное, широкое жало. Эти щупальца, неторопливо, постоянно извиваясь, поползли прямо к волдырю, и когда до цели осталось каких-то параметров…

Свиф

Звук раздираемой клинками кожи разнёсся по округе, точно в такт общему ритму, пока из нароста, вместе с едким гноем, вытекал… человек? Нет, лишь издали в этой искорёженной, антропоморфной фигуре, с непропорциональными конечностями, бледной, почти прозрачной кожей, опухолями по всему недоразвитому телу, можно было признать человека.

Пока все четверо невольных зрителей смотрели на это действо, мерзкие отростки на удивление проворно подхватили начавшее было заваливаться в бездну тело, и тут же запихнули прямо в широко раскрытую пасть червя.

Хирузен смотрел на то как они продавливают свою добычу всё глубже и глубже внутрь омерзительной глотки, и как по мере этого действа, ком, вздыбивший податливую плоть монстра, становился всё меньше и меньше, постепенно стёсываясь об тысячи зубов…

Храст. Храст. Храст. Храст. Храст. Храст. Храст. Храст. Храст.

— Нам… надо помочь им! — не своим голосом проговорил Наследник Сарутоби, — Мы должны… что-то сделать. Это же люди… надо спасти их!

— Зачем? — удивлённо спросил его Кагуя, чьё лицо выражало разве что толику довольства, да немного разочарования, — Они довольны своей участью. Точнее они вообще всем довольны — безвольные пустышки, рождённые лишь для того чтобы умереть в агонии, после чего часть их силы отправляется на корм Джашину, а часть на создание новой особи. Вот как он это делал. Неплохо, но толку с таких ничтожеств чуть, вот и приходиться его рабам похищать всё больше людей, дабы создать из них ещё больше этого отребья и даровать своему повелителю ещё больше силы. Признаться, я ожидал чего-то более впечатляющего, ну да впрочем не суть важно — и так сойдёт.

— Как вы можете так говорить! — не выдержал наконец Хирузен, пока его товарищи испуганно переводили взгляд с него, на спокойного Кагую, — Это ведь люди, вы сами сказали! Как вы можете спокойно смотреть на их страдания! Даже не помышляя о том что бы помочь!!!

— Довольно просто — они пустышки, в них нет и капли потенциала, так что по сути они уже мертвы, так какая разница?

— Вы не можете этого знать наверняка!

— Могу и знаю, я вообще многое знаю, но тебя так злит отнюдь не это, — вновь лицо Повелителя костей исказилось, теперь на Хирузена, ласково, как на неразумное дитя, смотрел глубокий старик, чьё лицо изрезали морщины, а волосы поседели под гнётом времени, — Ты в ярости от того что я беспощаден перед фактами. Могу тебя понять — нет ничего хуже чем неотвратимость. Но не суди меня строго, я никогда не мог устоять перед обаянием обещаний, хотя какой от них прок лично мне — не знаю, но пока существо живо его возможности безграничны, оно всё — обещание чуда. Эти же — неоспоримый свершившийся факт, и оттого столь мне противны. В них нет ничего. Некого спасать, некому помочь. С таким же успехом ты можешь купить на рынке кусок мяса для того что бы уберечь его от неминуемой гибели в пасти какого-нибудь едока. Жест может быть по-своему и красивый, но абсолютно бессмысленный и бесполезный.