подсказку; радовался, когда утром не спеша приводил себя в порядок, с нетерпением завтракал, почти не глядя в тарелку и устремив отрешённый взгляд в одну точку, уже начинал обдумывать, как изложить всё это на бумаге; затем садился за стол и, разбирая ночные каракули, составлял пока ещё сырой текст, объясняя явление; днём расшифровывал ночную запись и восстанавливал соответствующий важный вывод, исходящий из анализа выполненных экспериментов и исследований; видно, накануне днём додуматься не мог, а ночью Бог указал и подсказал; сон связан с творческими способностями человека, ведь в продолжительный период времени я был полностью поглощён работой; она захватывала настолько, что повседневная жизнь была лишь бледным фоном тех действий, которые диктовал мой мозг, сознание; и не имело значения, бодрствую или сплю; эта скрытая жизнь мозга не прерывается, и вдруг во сне, т.е. когда внешняя среда не мешала, в голове происходит мгновенное пробуждение; а за секунду до него появляются важные мысли, и ты знаешь, что пока не забыл, надо быстро согнать сон, ведь все в жизни когда-нибудь случается впервые; когда в очередной раз осознаешь эту истину, становится радостно – значит, не все открытия позади; возможно, моя память раздувает этот момент внезапного вдохновения – «Эврика!» или же объединяет в одно множество таких моментов озарения; а сколько раз это сделать не удавалось, за мгновение всё забывалось; часто из-за лени проснуться и понадеяться на утреннюю запись, всё оказывалось бесполезным.

Трёх-четырёх месячные результаты испытаний я докладывал Миронову и Лагойде, приезжая в командировку в НИИЖБ; уезжая на неделю (в те времена запрещалось приезжим находиться в Москве более недели, наверное, чтобы не увозили продукты и вещи, которые нельзя было купить в провинции), мои лаборанты под руководствам Анны Сальниковой занимались испытанием бетонных образцов-кубиков на прочность, используя прессы зала испытаний. Я ранее отмечал, что как только лаборанты появились в моей группе, стал обучать их, обращая внимание на качество, поскольку от этого зависела достоверность результатов исследований, что дало свои плоды; Негадова начала активно работать в группе, помогала лаборантам во всём, не чуралась грязной работы с бетоном, попросила меня достать халаты всем и перчатки; она рассказывала, когда я возвращался из командировки или из отпуска, о том, что в моё отсутствие девушки работали лучше и ответственнее, чем когда я был с ними; они говорили: «Мы не хотим получать замечаний от А.Б.»; такая фишка у них была и они гордились, когда я показывал верные точки на графике, нанесённые по результатам испытаний, выполненных лаборантами.

Поступила к нам на работу лаборантом совсем маленького роста тщедушная девушка, Люба Ахмарова, окончившая школу и приехавшая откуда-то с Севера; знания у неё были нулевые, а сама – диковатая, застенчивая, очень стеснительная; лицо её всегда было какое-то виноватое, жалкое; была она бесхитростной, улыбалась своими маленькими глазками; попав в большой город и в необычную обстановку на работе, всего пугалась, всему удивлялась; над ней девушки дружелюбно подсмеивались; она не обижалась, но сильно смущалась, уходила в коридор, чтобы успокоиться; недалёкая и наивная, Люба, тем не менее, была старательной, добросовестно выполняла все поручения, правда, проработала она у нас недолго.

Некоторое время в нашей группе работала Рита Троеперстова, девушка ниже среднего роста, полненькая и медлительная; её немного мясистое широкое безрадостное лицо, с грубоватыми, но довольно правильными чертами, выражало полное равнодушие; глаза были несколько тусклы и неопределённо смотрели вперёд, как будто не видя ближайших предметов; долго раскачивалась, приступая к работе, порой лаборанты подтрунивали над её медлительностью и часто – неаккуратностью; в этом она созналась, и её следовало бы простить; была она довольно ленивая, но безобидная и немногословная, без чувства юмора; однако в работе старалась не отставать от других, была исполнительной и добросовестной, пользовалась уважением.

Ещё до моего прихода в лабораторию работала лаборанткой Тома Петухова, окончившая школу и курсы машинописи; блондинка, невысокого роста, с открытым светлым лицом, худенькая, несколько болезненная; сначала Тома, и ещё две лаборантки совершенно не были заняты работой; мне нравилась эта забавная шустрая и весёлая милая девушка, большая охотница посплетничать, поболтать; при Петрусеве работала она с Негадовой по определению коррозии арматуры в бетоне; всё изменилось, когда Тома стала работать машинисткой, печатала отчёты, статьи и письма; была трудолюбива, но с характером; поскольку я интенсивно работал и оформлял результаты, ей приходилось много печатать, по сравнению с заданиями от других исполнителей; также подсовывал ей тексты глав диссертации, конечно, она думала, что это для научного отчёта; особенно она выручала меня, когда я, внося поправки Лагойды, спешил с готовым новым текстом ехать к нему в гостиницу; в итоге, когда я только приближался к её рабочему месту, она громко говорила: «Нет, нет, я занята!»; я улыбался: «Тома, ты же ещё не знаешь, что я хочу тебе сказать, а сразу, нет, нет»; действительно, она была загружена работой под завязку; но помимо печатания мы были дружны, отношения были уважительные и все это видели. К сожалению, питаясь в нашем паршивом буфете, у худенькой девушки испортился желудок, одолевали боли, стала она заметно беспокойней; появились нехорошие черты: не ладила с людьми, с начальством, часто была необъективна, несправедлива, вспыльчива; когда была виноватой, не признавала вины, не сознавалась, не раскаивалась.

XXVIII

Завлаб Петрусев разрешил мне перейти в тупиковую маленькую комнату, где работал Ахмыловский; теперь в тишине было хорошо думать, писать и планировать новые эксперименты, а лаборанты и Негадова работали самостоятельно по моим заданиям; я лишь изредка контролировал, давал им отдыхать, но запрещал шататься по институту, чтобы не нарваться на начальство; в день замесов все вместе со мной в рабочей одежде и тёмных халатах работали в подвале; вот тогда-то по технологическим причинам (бетон надо уважать!) никакого отдыха не было; пока не оканчивались замесы и формовка, отдых не предполагался.

Итак, работал я в одной комнате с с .н. с. Ахмыловским, с которым ранее не был знаком; был он одного со мной возраста, в науку пришёл раньше меня из Братска, где работал в ПТО на строительстве БРАЗа; здесь в НИИ готовил диссертацию; мы не общались, поскольку я был ежеминутно занят подготовкой экспериментов и работой с лаборантами; стал замечать, что человек он импульсивный и горячий – явный холерик: нетерпеливый, беспокойный; свой порою необузданный темперамент сдерживал, подавляя волевым усилием; часто уходил поиграть в теннис, прогуляться по коридорам или сбегать домой, благо жил рядом с институтом; не было у него долготерпения, обстоятельности, усидчивости, или, как выразился один почтенный сотрудник, «мало мяса на заднице»; темой его диссертации я не интересовался, но знал, что она была