Шрифт:
Интервал:
Закладка:
XX
Мне предстояло заняться оборудованием подвального помещения нашей лаборатории; я составил схему расстановки всего необходимого: лари для песка и щебня разных фракций, для красноярского и ачинского цементов, химдобавок, стеллажи хранения химпосуды и столы для приготовления водных растворов добавок, бетономешалка и расположенный за ней длинный и низкий стол, обитый тонким железом, на котором формовались бетонные образцы; небольшой вибростол для уплотнения бетонной смеси в формах – многого чего не было и предстояло сделать самим. Поскольку бетономешалка была большой ёмкости, она не подходила для небольших замесов, пришлось изготовить малую грушу, вставить её внутрь большой и прикрепить к основным лопастям бетономешалки; когда всё было сделано, мы начали срочно делать замесы, чтобы успеть воспользоваться холодами в конце февраля и марта для выдерживания образцов при отрицательных температурах; а с наступлением весны нам разрешили частично использовать 8-кубовую морозильную камеру, производства ГДР, которая находилась в испытательном зале института.
Контрольные бетонные образцы-кубики традиционно в нашем подвале хранились 28 суток в ящиках и при этом температура и влажность воздуха мало кого интересовали, т.е. нарушались требования ГОСТ при определении марки бетона. Я решил построить настоящую автоматизированную камеру нормального хранения (КНХ) образцов при температуре 18-22 градуса и относительной влажности воздуха равной 100%; потратив большие усилия и время, была построена хорошо освещаемая просторная камера, оборудованная полками, большим испарителем, укреплённым на потолке, вентилятором; температура регулировалась при помощи термопары и реле; поддерживалась она «паровозом» (на электроплитке при температуре в КНХ 18 градусов автоматически подогревался поддон с водой, а при 22-х градусах подогрев отключался); таким образом, всё было нами сделано по науке и в соответствие с требованием ГОСТ.
Летом Б.А.Крылов побывал в Красноярске, посетил НИИ и отметил преимущество нашей схемы, ибо пол камеры представлял собой металлический поддон с залитой водой, что обеспечивало 100%-ную влажность; поддон перекрывался деревянной решёткой, по которой ходили лаборанты; в НИИЖБе вода круглые сутки стекала сверху по стенам камеры; было там тесно, грязно и неудобно. Нашу камеру, которая была лучшей среди других в Красноярске, я с гордостью показывал вежливому, тактичному и доброжелательному Крылову, работавшему уже заместителем директора НИИЖБа; он спокойно выслушал, поблагодарил; а впереди меня ждала ещё не одна встреча с ним, и вот что любопытно: всякая новая встреча происходила в ином месте: Новосибирск, Иркутск, Москва, Братск; Б.А., безусловно, рассказал Миронову о нашей КНХ, дал ей высокую оценку и отметил достоверность полученных с её помощью результатов испытаний; это было очень важно, поскольку укрепляло доверие Миронова к полученным мною результатам исследований.
Здесь я хочу сразу отметить, что С.А. имел большой опыт работы с аспирантами,
его пристальное внимание ощущали на себе все, я особенно; он знал их ухищрения для приукрашивания (подчистки) результатов экспериментов в свою пользу, а не в пользу объективности научных данных; разум большого учёного позволял видеть связь общего с частным; С.А., быстро взглянув на таблицу с цифровыми данными, легко ловил недобросовестных исполнителей; помню, как-то, сидя рядом с ним, мы просматривали присланную на отзыв чью-то диссертацию; С.А. быстро находил в таблицах с полусотней цифровых значений подогнанные данные, показывал их мне, сокрушаясь халтурой; я приучил себя с самого начала достоверно указывать не только положительные и отрицательные результаты, но и всегда описывал методику их получения; поэтому в течение более шести лет общения с Мироновым, никогда не подделывал результаты и он, зная об этом, уже со второго года аспирантуры полностью доверял мне; его московские аспиранты-очники, которые стали моими друзьями, в следующий мой приезд говорили, что С.А. ставил меня в пример, не скрою, мне это льстило. Но, впрочем, к чему лукавить с самим собой? Работа над диссертацией привлекала меня поначалу не как научная работа, призванная осмыслить происходящие процессы в зимнем бетоне, а как погоня за положительными результатами, чтобы оправдать поставленную цель; но это было только на первых порах, т.е. в течение полутора лет; после достижения положительных результатов и приобретения достаточных знаний, я почувствовал вкус к научной работе и потребность извлечь из неё практические рекомендации для строительства.
XXI
Для выполнения экспериментальной части диссертации мне потребовалось найти много металлических сборно-разборных стальных форм для изготовлений бетонных образцов; где только я их не одалживал: во ВНИИГе, на заводах ЖБИ, КЖБМК, КЗСК и никто не отказывался мне помогать. Помню, приехал я в лабораторию КЗСК, где заведующей работала выпускница РИСИ Лина Андреева, Галузинская по мужу (№ 42); встретились как старые друзья, ведь на целине в 1957 г. строили клуб вместе (в прежних главах подробно писал об этом); она передала мне свободные формы и мы пошли обедать в столовую КЗСК; там большое удивление принесла мне встреча с бывшим нашим прорабом на строительстве объекта М8 Иваном Андреевичем (о нём тоже писал ранее), который теперь на КЗСК работал в ОТиЗе; прошло без малого десять лет, я его сначала не узнал, а И.А. окликнул: «Борисович!»; в первое мгновение я подумал, что он в обиде на меня за то, что я, по существу, выгнал его с участка за плохую работу и частую пьянку; но я ошибся – он приветствовал меня с большой радостью, расспрашивал, похвалился, что работает в отделе и у него всё нормально; я тоже порадовался за него, похвалил, он был хорошим добрым мужиком, но вредная привычка чуть не сгубила его.
В поисках форм для изготовления бетонных образцов мне пришлось обратиться в Красноярской филиал ВНИИГа им. Веденеева, который располагался недалеко от нашего НИИ; мне очень повезло, поскольку завлаб Епифанов Анатолий Павлович (впоследствии он стал директором института) и с.н.с. Гаркун Леонид Михайлович доброжелательно отнеслись ко мне, заинтересовались моей тематикой; они разрешили воспользоваться холодильниками и передали мне на время около десяти форм-тройчаток, чем сильно выручили меня.
Итак, после многомесячной подготовки наступило время для постановки основных экспериментов, сложность которых заключалась в одновременном изготовлении большого количества образцов (часто более сотни) с различными вариациями видов и количеств добавок. Наша группа начала активно изготавливать бетонные образцы, чтобы можно было получить стабильные результаты по прочности в процессе твердения; дело было поставлено на поток, «Аппетит приходит во время еды», – посмеивался я над собой. Едва заканчивалось проектирование следующего большого эксперимента, как мой темперамент тут же заставлял развернуть самую бурную деятельность; слава Богу, что моя группа, состоящая из лаборантов и инженера Негадовой была дружна; вместе со мной
