Ход его мыслей нарушила череда громких ругательств. Парень повернулся и увидел, как из расположенного по другую сторону улицы красивого здания выбежал мужчина, вытолкнув перед собой полураздетую женщину. У него были ярко-голубые глаза, а на рукаве­ куртки, переброшенной через руку, виднелись красные узлы. Светлоглазый офицер не очень высокого ранга. Возможно, седьмой дан.

Женщина упала на землю. Она прижимала расстегнутое платье к груди и плакала, ее длинные черные волосы, подвязанные двумя красными лентами, падали на лицо. Платье было как у светлоглазой,­ но с короткими рукавами и выставленной напоказ защищенной рукой. Куртизанка.

Офицер, продолжая сыпать ругательствами, натянул куртку от мундира. Пуговицы не застегнул. Шагнул вперед и ударил проститутку в живот. Женщина охнула, вокруг нее из-под земли начали выбираться спрены боли. Никто из прохожих не остановился, на­оборот — все поспешили прочь, опустив голову.

Каладин зарычал, выпрыгнул на дорогу, протолкался через группу солдат. Потом замер. Из толпы вышли трое в синих мундирах и направились прямиком к упавшей женщине и офицеру. Только один был светлоглазым, судя по узлам на плечах. Золотым узлам. Причем высокого ранга, второго или третьего дана. Эти люди в синих мундирах без единой складочки явно были не из армии Садеаса.

Офицер Садеаса замешкался. Незнакомец в синем положил руку на меч. Два его спутника были вооружены отличными алебардами с блестящими лезвиями в виде полумесяцев.

Несколько солдат в красном вышли из толпы и начали окружать одетых в синее. Обстановка накалялась, и Каладин понял, что улица, совсем недавно оживленная, пустела на глазах. Еще немного, и он оказался единственным, кто смотрел на троих в синем, теперь окруженных воинами в красном. Женщина все еще сидела на земле и хлюпала носом. Она жалась к офицеру в синем.

Тот, кто пнул ее, — здоровяк с густыми бровями и копной не­чесаных черных волос — начал застегивать правую сторону своего мундира.

— Друзья, вам тут не место. Кажется, вы забрели в чужой военный лагерь.

— Мы здесь по делу, — отозвался офицер в синем. У него были золотистые волосы с черными алетийскими прядями и красивое лицо. Он выставил перед собой руку, словно желая обменяться рукопо­жатием с офицером Садеаса. — Ну, будет, — продолжил он приветливым тоном. — Не знаю, что за ссора у вас с этой женщиной приключилась, но уверен, что можно разобраться без гнева и насилия.

Каладин отодвинулся под навес, где пряталась Сил.

— Она шлюха, — бросил офицер Садеаса.

— Это я вижу, — ответил человек в синем, не опуская руки.

Разгневанный вояка в красном плюнул в шлюху.

— Ясно, — произнес блондин. Он отвел руку, и воздух наполнился туманом, который, вихрясь, сгустился в его руках, когда он принял агрессивную стойку. Появился массивный меч — почти таких же размеров, как сам офицер.

С его холодного мерцающего лезвия падали капли воды. Меч был красивым, длинным и волнистым; заточенный край извивался, точно угорь, и закруглялся к острию. На другой стороне были изящ­ные борозды, похожие на скопления кристаллов.

Офицер Садеаса побледнел, подался назад и, споткнувшись, упал. Солдаты в красном бросились врассыпную. Поднимающийся офицер выругался им вслед — Каладин еще не слышал таких мерз­ких ругательств, — но ни один не вернулся, чтобы помочь. Одарив противников последним сердитым взглядом, офицер в красном вска­рабкался по ступенькам обратно в дом.

Дверь захлопнулась, и на улице воцарилась странная тишина. Каладин остался там один, не считая солдат в синем и упавшей куртизанки. Осколочник бросил на него взгляд, но явно не счел угрозой. Он вонзил меч в мостовую; лезвие вошло легко и осталось стоять, рукоятью к небесам.

Потом молодой осколочник протянул руку шлюхе:

— Прости за любопытство, но что ты ему сделала?

Та мгновение колебалась, но взяла его руку и позволила себя поднять.

— Он отказался платить, дескать, с его-то репутацией мне хватит и полученного удовольствия. — Женщина скривилась. — Когда я сказала, что думаю о его «репутации», он меня и пнул в первый раз. Кажется, он прославился совсем не за то, о чем думал сам.

Светлорд негромко рассмеялся:

— Думаю, теперь ты должна брать деньги вперед. Мы проводим тебя до границы. Рекомендую в ближайшем будущем воздержаться от посещения военного лагеря Садеаса.

Женщина кивнула, продолжая прижимать к груди разорванное платье. Каладин вдруг понял, что не может оторвать взгляда от ее голой руки. Изящная, смуглокожая, с длинными и тонкими пальцами. Он покраснел. Куртизанка боязливо прижалась к светлорду, в то время как два его товарища наблюдали за обоими концами улицы, держа алебарды наготове. Даже с растрепанной прической и потекшим макияжем, она была довольно хорошенькой.

— Спасибо, светлорд. Возможно, я вам нравлюсь? Денег не возьму.

Молодой светлоглазый вскинул бровь:

— Заманчиво, но отец меня убьет. Он помешан на старых тра­дициях.

— Жалость какая... — Женщина отошла, неловко прикрывая грудь и просовывая руку в рукав. Потом надела перчатку на защищенную руку. — Ваш отец отличается чопорностью, верно?

— Можно сказать и так. — Светлоглазый повернулся к Каладину. — Эй, мостовичок!

«Мостовичок?!»

Этот лордик был на каких-то пару лет старше самого Каладина.

— Беги к светлорду Рералю Макораму и передай от меня весточку, — велел осколочник, бросив что-то Каладину через всю улицу. Сфера. Она сверкнула в лучах солнца, прежде чем Каладин ее поймал. — Он из Шестого батальона. Скажи, что Адолин Холин не успевает прийти на сегодняшнюю встречу. Я позже пришлю кого-нибудь, чтобы назначить другой день.

Каладин посмотрел на сферу. Изумрудный грош. Больше, чем мостовик обычно зарабатывал за две недели. Он поднял глаза; молодой светлорд и два его солдата уже удалялись, и шлюха следовала за ними.

— Ты пытался ей помочь, — раздалось рядом. Он повернулся к Сил, которая слетела ему на плечо. — Очень благородно с твоей стороны.

— Они успели первыми, — сказал Каладин. «И светлоглазый тоже. Зачем он вмешался?»

— Но ты все же пытался.

— Это было глупо. Что бы я сделал? Сразился со светлоглазым? На меня набросилась бы половина солдат в лагере, а шлюху бы про­сто избили за то, что устроила такой скандал. Она могла и умереть из-за меня. — Он замолчал. Это словно подтверждало то, что он говорил раньше.

Каладин никак не мог перестать думать о том, что проклят, наделен фатальным невезением или чем-то еще в этом духе. От суеверий нет никакого проку. Но он не мог отрицать, что в происходящем имелась некая тревожная закономерность. Если поступать как раньше, разве можно ждать иных результатов? Надо попробовать что-то новое. Как-то измениться. Об этом стоит еще поразмыслить.