времена у римлян, когда последствия войны были свободны от жестокости или находились в соответствии с необходимостью (там же, кн. II). Сенека называет жестокими тех, кто, «имея основание для наказания, не соблюдает в нем меры» («О милосердии», кн. II, гл. 4). Аристид во второй речи «О Левктрах» говорит: «Разумеется, могут – могут действительно – те, кто отмщает, совершать несправедливость, превышая меру мщения. И тот, кто в наказании доходит до несправедливости, есть второй виновник правонарушения». Так, по суждению Овидия («Послания с Понта»), некий царь,

Если убийством

Мстит свыше меры, то виновным становится сам.

2. Платейцы в речи Исократа спрашивают: «Правильно ли за столь ничтожные преступления налагать столь тяжкие, несоразмерные наказания?» Тот же Аристид во второй речи «О мире» говорит: «Принимайте во внимание не только то, по каким основаниям вы намерены применять наказания, но также и то, кого надлежит подвергать наказанию, кто мы сами и какова справедливая мера наказания». Миноса хвалит Проперций:

Хоть победителем был, давал побежденным законы[1379].

А также и Овидий:

Пленных врагов подчинят он справедливым законам.

II. Кого можно убивать согласно внутренней справедливости?

Но когда же убийство законно (нам ведь следует начинать с этого) в справедливой войне согласно внутренней справедливости? Когда нет? На подобные вопросы можно ответить, исходя из объяснения, данного в главе I настоящей книги.

Ведь случается убивать одних намеренно, других же не преднамеренно. Никто по справедливости не может убить кого-либо преднамеренно, кроме как или в виде справедливого наказания, или же поскольку иначе мы не в состоянии оградить нашу жизнь и наше имущество (Витториа, «О праве войны», № 36 и 45). Убийство человека ради тленных вещей, если даже не отклоняется от справедливости в собственном смысле, тем не менее расходится с заповедью человеколюбия. А чтобы наказание было справедливо, необходимо совершение самим тем, кого убивают, преступления и даже такого, которое у беспристрастного судьи может заслужить возмездие в виде смертной казни. Но об этом мы здесь распространяемся меньше, ибо то, что следует знать, как мы надеемся, выяснено выше, в главе о наказаниях.

III. По справедливости нельзя убивать преследуемых роком, в частности, примкнувших к воюющей стороне вследствие принуждения

1. Когда мы раньше беседовали о просящих убежища (ведь есть просящие убежища как в мирное время, так и во время войны), мы различали «несчастие» и «преступление». Гилипп в отрывке, начало которого мы привели, из Диодора Сицилийского, ставит вопрос о том, к какому разряду следует отнести афинян – к несчастным или же к виновным в правонарушении. Он не относит их к первым, так как они без всякого повода с противной стороны объявили войну сиракузянам. Он заключает, что поскольку они предприняли войну по произволу, то, стало быть, сами должны подвергнуться бедствиям войны. Примером несчастных являются те, кто оказывается на стороне противников, не имея враждебных намерений; таковы были афиняне во времена Митридата. Об этих афинянах Веллей Патеркул (кн. II) пишет: «Если кто-нибудь вменит в вину афинянам восстание, послужившее причиной завоевания Афин Суллою, то тот только, несомненно, обнаружит незнание фактического положения дел в древности. Доверие афинян к римлянам было столь непоколебимо, что всякий поступок, основанный на искреннем доверии, римляне всегда называли аттическим образом действий. Но тогда под натиском войск Митридата люди попали в бедственное положение, так как их силы связывали враги и на них нападали друзья; душой они были за стенами, телом же в силу необходимости оставались внутри стен».

И можно еще привести позднейший пример из Тита Ливия, у которого испанец Индибилис заявляет, что только телом он находился у карфагенян, душой же оставался у римлян (кн. XXVI).

2. «Очевидно, – говорит Цицерон, – все, чья жизнь находится в чужих руках, более помышляют о том, как может поступить тот, в чьем подчинении и власти они находятся, нежели о том, как сами они должны действовать» («В защиту Квинция»). Цицерон же в речи «В защиту Лигария» заявляет: «Есть еще третье обстоятельство: он остался в Африке после прихода Вара; но это преступление было вынуждено силой необходимости и не было добровольным». Сходного правила придерживался Юлиан в деле жителей Аквилен, по свидетельству Аммиана (кн. XXI), который, передав о наказании смертью немногих, добавляет: «Остальные же отбыли беспрепятственно, именно те, кого вовлекла в пучину битв необходимость, а не добрая воля»[1380]. Старинный комментатор места у Фукидида (кн. I) о продаже корнирских пленников пишет: «Он проявил милосердие, достойное греческих душ, ибо ведь весьма жестоко убивать пленных после боя, в особенности рабов, которые войну ведут не по своей воле». Платейцы в указанной речи Исократа заявляли: «Мы послужили им (лакедемонянам) не добровольно, но по принуждению». Исократ о прочих греках говорит: «Они были вынуждены следовать телом им (лакедемонянам), душой же они были с вами». Геродот сказал о фокейцах: «Они держали сторону мидян, не добровольно, а в силу необходимости» («Урания»).

Зелитов, по рассказу Арриана (кн. I), пощадил Александр, «потому что они были вынуждены держать сторону варваров». Николай Сиракузский у Диодора (кн. XIII) в речи в защиту пленных отмечает: «Союзники силой повелителей вынуждены были сражаться; в связи с этим, подобно тому как следовало наказать тех, кто творил насилие, так точно справедливо было простить тех, кто совершил преступление вопреки собственной воле». Сходным образом у Тита Ливия (кн. XXV) сиракузяне говорят римлянам в свое оправдание, что их вынудили к нарушению мира страхом и обманом. Антигон указывал, что по той же причине он вел войну с Клеоменом, а не со спартанцами (Юстин, кн. XXVIII).

IV. Нельзя убивать за вину, промежуточную между следствием злополучной судьбы и злым умыслом; природа чего поясняется

1. Но следует заметить, что между открытой обидой и простой несчастной случайностью зачастую имеется нечто промежуточное, представляющее сочетание того и другого, так что действие нередко нельзя назвать ни вполне сознательным и произвольным, ни чисто бессознательным, или вынужденным.

2. Аристотель такого рода поступкам дал название «ошибки»; по-латыни нужно им дать название вины [culpa]. Там, в «Этике», в книге пятой, главе десятой, Аристотель пишет:

«Из того, что мы делаем добровольно, одно мы совершаем обдуманно, другое – непреднамеренно. Преднамеренными действиями называются такие, которым предшествует некоторое предварительное размышление, непреднамеренные же действия совершаются без предварительного размышления.

Поскольку, следовательно, причинение вреда в человеческом обществе происходит тремя способами, то действия, которые выполняются бессознательно, называются несчастными. Например, если кто-нибудь совершит что-нибудь, но не против того, кого имел в виду, или совершит не то, что намеревался сделать, или не тем способом, каким хотел, или не с ожидаемыми последствиями, в частности, если кто-нибудь намерен ударить не тем оружием,