мне социолог из Варшавского агентства исследований, у старшего поколения не было того опыта потребления, к которому мы привыкли в американской культуре, и они "прыгнули из ничего в мир выбора вокруг себя". У них не было возможности научиться реагировать". В результате они относятся к вновь обретенным возможностям с некоторой долей двойственности или подозрительности.

Одним из самых интересных открытий стал не вопрос, который мы задали во время интервью, а простой жест гостеприимства. Когда участники пришли, мы предложили им выпить что-нибудь из семи популярных газировок, таких как кола, диетическая кола, пепси и спрайт. Когда я представил этот выбор одному из наших первых участников и ждал, что он ответит своим выбором, он застал меня врасплох своим ответом: "Ну, но это не имеет значения. Это все просто газировка. Это всего лишь один из вариантов". Меня так поразило его замечание, что с тех пор я показывал эту же подборку всем, кого опрашивал, и спрашивал: "Сколько вариантов выбора?" Я начал замечать закономерность в их ответах. Снова и снова, вместо того чтобы рассматривать семь газировок как семь отдельных вариантов, они видели только один: газировка или не газировка. Когда мы ставили воду и сок в дополнение к выбору газировки, они воспринимали это как три варианта: газировка, вода или сок. Для этих респондентов разные виды газировки не представляли собой разные варианты выбора.

В Соединенных Штатах мы склонны считать само собой разумеющимся, что, как только на рынке появляется новый продукт, он рассматривается как еще один вариант. Новый вкус газировки расширяет ваш выбор. Но если учесть, что дополнительные варианты не означают расширения выбора, неудивительно, что граждане бывших коммунистических стран скептически реагировали на распространение таких "вариантов". Как сказал один поляк Томаш: "Мне не нужно десять видов жевательной резинки. Я не хочу сказать, что выбора не должно быть, но мне кажется, что некоторые виды выбора довольно искусственны. В реальности многие выбирают между вещами, которые мало чем отличаются друг от друга". Настоящий выбор вместо этого рассматривался как "свобода выбора". Например, Анастасия, профессор из Киева, сказала, что с переходом к капитализму "я думаю, что мы потеряли привилегию равных возможностей. А поскольку у всех были равные возможности, у меня сложилось впечатление, что в Советском Союзе у меня было больше выбора, чем сейчас".

Эти различия в подходах к "свободе от" и "свободе для" характерны не только для тех, кто подвержен влиянию конкурирующих капиталистических и коммунистических идеологий. В целом, чем больше люди или культуры подчеркивают коллективизм над индивидуализмом, тем больше они предпочитают системы, которые гарантируют базовые потребности каждому, а не те, которые способствуют индивидуальному успеху. Даже западноевропейцы, которые в абсолютном смысле являются индивидуалистами, но относительно менее индивидуалистичны, чем американцы, чаще поддерживают государственную политику, соответствующую принципу "свобода для", а не "свобода от". Например, ставка подоходного налога для самых богатых людей в США в 2009 году составляла 35 %, что на 12 процентных пунктов ниже, чем в среднем по Европейскому союзу. В 1998 году Соединенные Штаты тратили 11 % своего валового внутреннего продукта (ВВП) на субсидии и трансферты, такие как социальное обеспечение, Medicaid и социальные пособия, по сравнению с 21 % в среднем по странам Европейского союза.

Наши убеждения о том, в какой степени люди контролируют свою жизнь, которые отчасти формируются под влиянием уровня индивидуализма, которому мы подвергались, также играют важную роль в наших предпочтениях при распределении выбора. Люди, считающие себя и других людей обладающими высоким уровнем личного контроля, склонны отдавать предпочтение "свободе от" не только потому, что она предоставляет больше возможностей для достижения их личных целей, но и по соображениям справедливости - те, кто прилагает больше усилий, будут вознаграждены, а те, кто халтурит, не смогут воспользоваться чужими заслугами. С другой стороны, люди, считающие, что успех в первую очередь определяется судьбой, в том числе обстоятельствами рождения человека, склонны считать системы, в которых приоритет отдается "свободе для", более справедливыми. В конце концов, если никакие усилия не гарантируют успеха, то некоторые достойные люди в противном случае не смогут самостоятельно добывать необходимое для жизни.

Последствия этих различий в мировоззрении можно увидеть в том, что убеждения о контроле тесно связаны с политической идеологией. Консервативные политические партии обычно выступают за экономическую политику laissez-faire, в то время как либералы поддерживают более широкое правительство и социальные программы. Данные Всемирного исследования ценностей показывают, что как в США, так и в странах Европейского союза либералы, по собственному признанию, менее склонны одобрять такие утверждения, как "Бедные ленивы", и более склонны одобрять такие, как "Удача определяет доход", чем консерваторы. В Европе, где во многих странах действуют сильные демократические социалистические партии, более левые, чем любая основная политическая партия США, 54 процента людей считают, что доход определяется удачей, в то время как среди американцев таких всего 30 процентов. А поскольку люди голосуют в соответствии со своими убеждениями, они коллективно сдвигают свои общества в сторону той или иной концепции свободы.

В этот момент очевидным вопросом будет "Какой подход лучше в целом?". Однако ответить на этот вопрос фактически невозможно, поскольку различия в представлениях людей о свободе влияют не только на политику, которую они поддерживают, но и на меры, которые они используют для оценки благосостояния людей, затронутых этой политикой. Те, кто верит в "свободу от", скорее всего, будут ориентироваться на такие показатели, как ВВП на душу населения, который дает приблизительное представление об имеющихся потенциальных возможностях. Например, можно отметить, что в 2008 году ВВП на душу населения в Соединенных Штатах составил 47 000 долларов по сравнению с 33 400 долларами в среднем по Европейскому союзу. Кроме того, в Америке проживает в шесть раз больше миллиардеров, чем в любой другой стране, включая трех из пяти самых богатых людей на планете. Те, кто больше верит в "свободу для", могут вместо этого обратить внимание на такие показатели, как коэффициент Джини, который оценивает равенство распределения доходов в той или иной стране. Из 133 стран, для которых измеряется коэффициент Джини , Швеция отличается наиболее справедливым распределением богатства и ресурсов между жителями, а многие бывшие члены Советского Союза и его сателлиты входят в первую тридцатку, несмотря на низкий уровень ВВП на душу населения. Соединенные Штаты занимают девяносто четвертое место, прямо под Камеруном и Берегом Слоновой Кости. Хотя великий эксперимент американской демократии привел к беспрецедентному национальному богатству, он также создал общество, изобилующее неравенством.

Американцы в целом, пожалуй, более искренне верят в примат "свободы от", чем