— Смотри, не жульничай и не жадничай! — велела я ей строго. — Пластыри все должны быть покрыты мазью! Даже краешки!

— Да уж понятно, — ворчала Лиззи, орудуя ложкой. — Если я краешек пропущу, то все! Помрет страдалец!

И она притворно всплескивала руками.

— Лиззи!

Она сама распустила холст, сама разрезала его на пластыри. Настригла совсем маленьких лоскутков, я только руками всплеснула:

— Это зачем же крохотные такие?!

— По два медяка за штуку, — отрезала Лиззи. — От головной и зубной боли! Зачем огромный пластырь, если и маленького на висок налепить достаточно? И зуб больной маленький. Зачем пластырь на пол-лица? Покупатели тоже не дураки. Они сами нарежут большой пластырь на кусочки. И будут им пользоваться долго-долго! Ото всех болезней! И к нам не придут. Вот.

В этом был смысл. Пришлось с ней согласиться.

— Ну, хорошо, режь…

У столяра мы заказали маленьких аккуратных деревянных ящичков. Туда Лиззи складывала готовую продукцию.

У стеклодува купили банок и пузырьков.

В банки я поместила растения, те, что удалось собрать и найти в кабинете аптекаря.

В пузырьки решила разливать полученные лекарства, которые потом предстояло развести в воде или в мази.

Все чаще мы выбирались в поселок не для того, чтобы попытаться кому-то продать свои чудо-пластыри. Их итак брали с охотой, и приходили к нам в дом за ними.

Теперь же мы ощущали себя богачками!

И с удовольствием захаживали в лавки, покупая нужную нам утварь и вещи.

Шубу Клотильды, вещь хорошую и крепкую, я перешила на Лиззи, уверенно обкромсав ее ножом. Вышла приталенная шубка с широким подолом, как колокольчик. Из обрезков шубы я соорудила Лиззи муфту и шапку.

Повозиться с ней пришлось прилично.

Помня, что это все же детская вещица, я ее украсила, как смогла, вышивкой. И на темно-коричневой толстой дубленой коже красовались зеленые побеги и белые цветы.

Себе одежду все ж пришлось купить. Легкую шубку на овечьем белом меху и крепкие сапожки. Вещи дорогие, я потратила на них целый серебряный. Но зима была в разгаре, мерзнуть не хотелось. Да и надоело таскаться, словно нищенка, в рванине. Так что пришлось потратиться.

Желая, чтоб дома был уют, мы с Лиззи напокупали и легкой ткани, чтоб завесить окна, и ярких толстых ниток, чтоб сплести половиц. Все теплее ходить!

Купили свечей, чтоб было чем освещать дом, и тетрадь, страницы в которой были грубые и толстые. Но на них было удобно записывать рецепты, зарисовывать травы, и наблюдения за тем, как растет Клод и его подружки.

Домик наш, хоть и совсем маленький, стал намного чище, намного светлее и уютнее. В воздухе, в золотом свете свечей, витали ароматы цветов, меда и масел. Пол был отмыт дочиста, и теперь по нему можно было ходить в одних чулках. Хотя, конечно, в доме мы с Лиззи носили деревянные башмачки.

Сами мы больше не походили на забитых чумазых нищенок. Вообще, мне нравилось быть опрятной и носить свежее белье, белый фартук, косынку. И Лиззи тоже.

Не очень-то Клотильда ее баловала нарядами; а у меня девочка носила только чистые рубашечки. Да еще и сама повадилась вечерами вышивать на подоле своего платьица цветы. Неуклюже, немного неровно, но старательно и опрятно.

Я сшила нам новые юбки, и новые рубашки у нас были. Волосы наши всегда были чистыми и блестели, уложенные в косы. Лица от хорошего питания и свежего воздуха стали румяными. От работы, пусть и тяжелой, я окрепла. И находила сил и на то, чтоб принести воды, и выстирать вещи.

Вот с дровами у меня не получалось. Все-таки, надо иметь навык. А я и колун не знала, как взять. Так что дрова мне перекололи те мужчины, кто приходил за пластырями. А пластыри я им отдавала бесплатно, услуга за услугу, так сказать

Так что теперь мы с Лиззи были теперь очень красивыми и аккуратными девицами.

В тот день Лиззи, как обычно, занималась пластырем. Она стояла на новом деревянном крепком стульчике из свежего желтого дерева и размазывала мазь по ткани.

А я задумала сварить помаду. Так долго это откладывала, а теперь решила, что пора.

«Впереди праздники, Новый год, гуляния, — думала я, на паровой бане топя воск в большой миске. — Девицы наверняка захотят быть красивыми и нарядными. Так что им придется по вкусу мой товар!»

В воск я добавила масла, хорошего, очищенного, с приятным запахом. Капнула капельку розового масла — для аромата. Долго мешала, чтоб получить однородную массу. Предполагаемая помада пахла медом и розами. Ну, разве красавица откажется пахнуть так сладко?

Первая порция получилась у меня слишком жидкой — добавила много масла. Зато цвет был потрясающий нежно-розовый. Кармина было чуть, и подкислила хорошим винным уксусом я настолько, что цвет был приятный, нежный.

— Это румяна будут, — решила я, налив полученную массу в баночку. — На губах потечет, пожалуй.

— Румяна? — подала голос Лиззи. Она ждала помады, пожалуй, больше всего. — Зачем это?

— Чтоб щеки были красные не только на морозе! — ответила я.

Я чуть мазнула в баночке пальцем, нанесла розовый блестящий крем на щеки малышки.

— И лицо на морозе не замерзнет, — пробормотала я, растирая румяна по коже девочки.

Ее круглая мордашка вмиг стала точь-в-точь как у ангелочков на картинках в ярко раскрашенных книжках. Лиззи тотчас спрыгнула со стульчика, бросилась за зеркалом.

— Красота какая! — ахнула она, рассматривая себя и так, и этак. — А губы можно намазать?

— Ну, попробуй! — рассмеялась я, помечая в своей тетради, что масла надо добавлять в помаду намного меньше.

Лиззи тотчас же и накрасилась. Никто ее этому не учил, но она сложила губки уточкой и старательно выкрасила их, возя по ним пальцем, испачканным в помаде.

Помада на ее губах глянцево блестела. Лиззи крутила мордашкой, разглядывая себя и так, и этак, и, шаля, и мне щеки нарумянила.

— Сестрица, да ты еще краше, чем была! — воскликнула она, рассматривая мое румяное лицо. — Ох, если ты такая выйдешь в поселок!.. От женихов отбоя не будет!

— Не говори глупости, — отмахнулась я. — Никто мне не нужен.

Тут в дверь негромко стукнули.

— Пришел покупатель, — сказала я, отирая руки о передник. — Давай, заканчивай здесь с пластырями. Я схожу, узнаю, чего ему нужно, и будем помаду делать!

Я накинула на плечи шубку, толкнула двери,