В поселке было безлюдно, работали все поливальные машины ипахло навозом. Его свежая куча лежала посреди главной площади, рядом с бревнамии погребом. «От навоза руки прочь!» - гласила надпись на табличке, воткнутой вгору. В принадлежности ценного удобрения сомневаться не приходилось. Петрович,одетый в одни старые, заштопанные, выцветшие плавки, уже спешил к нам навстречус тачкой и лопатой.

- Поздравляю с покупкой! - сказал ему папа.

- Спасибо, спасибо, - пробурчал в ответ старикан. - Сегоднятолько привезли. Надо на участок быстренько перестаскать. А то разворуют!

- Да ладно тебе, Степан Петрович! Так уж прямо и разворуют!Может, ведерко-другое возьмут, в худшем случае, - улыбнулся папа. - Охота тебепо жаре-то мотаться? Хоть бы до вечера подождал!

Петрович, увлеченно кидающий удобрение в тачку, толькомотнул головой.

- В вашем возрасте вредно перегреваться, - вставила мамаосторожно.

- За меня будьте покойны! - крикнул старик и, уже нагрузивполную тележку, взял под мышку лопату и почесал к своему домику.

- Лопату-то, лопату зачем таскаешь? Оставь тут! Ну кому онанужна, воровать-то?! - закричал вслед папа.

Ответа он так и не удостоился.

Вечер прошел без особых событий. До шести часов у всехпродолжалась сиеста, вызванная невозможностью работать на жаре, а к семисадоводы уже так отвыкли от работы, что решили продолжить лениться до завтра. Япоела, прогулялась на болото, полила из шланга свеклу и себя, еще поела изалезла на чердак. Немного подумала о том, с чего бы начать охмурение Андрея.Не остановилась ни на одном из вариантов и вспомнила, что давно не обозревалаокрестности. Вылезла на балкон и…

Чуть не упала.

Валька восседала на крышке колодца в обнимку с кавалером. Иэто был не Макс! Оба располагались спиной ко мне, так что первое время у меняеще оставались сомнения насчет личности парня… Вернее, я сразу узнала его, ноне хотела верить своим глазам. Когда Андрей заговорил, очевидное пришлосьпризнать - именно с ним Валька крутит теперь любовь! От моего балкончика дососедского колодца метров пятнадцать по диагонали: если учесть, что в вечернемпоселке нет ни тарахтящих машин, ни других обычных для городского уха шумовыхпомех, то становится ясно, почему я без труда могла расслышать почти все словавлюбленных, а те, что не смогла, - преспокойно угадала.

- Милая моя, дорогая, сколько же мы не виделись!

- Целых три дня, Андрюша!

- Если бы я знал, что вы приедете сегодня утром, то не пошелбы на рыбалку. Ты простишь меня за то, что проскучала весь день одна?

- Глупенький…

Что за ерунду они несут?! Неужели люди действительно могуттак разговаривать?! Всего неделя - и она уже с другим! В голове неукладывается! А как же Макс?! На минуту мне даже стало его жалко…

- Чем ты занималась в городе?

- Скучала… Играла… Читала… Относила ботинки в ремонт… Ходилас Маринкой в кино… А еще у нашей кошки хвост лысеет! Представляешь?

- Надо к доктору.

- Наверно, отнесем… Ой, пупсик, ты такой хороший: теплый,мягкий!

- А мы с Максом весь день на Широком протусили. Наконец-тодорвались!

- Подаришь рыбку?

- А какую ты хотела бы?

- Какую-нибудь… этакую… самую красивую! И жирную!

- Там есть одна такая!

- Поцелуй меня, Андрюша!

Блин, что за бредовый разговор?! С пятого на десятое, вогороде бузина, в Киеве дядька! Мухоморов, что ль, наелись?! Ну ботинки, нукошка, ну рыба… Чего тут обсуждать-то?! Господи, он же и правда целует этугнусную Вальку! За что только мне такое испытание?!

- Макс сегодня опять весь день страдал, - сказал меж тем Андрей.

- От жары?

- Не издевайся. Сама знаешь, от чего! Все уши мне изъездилпро любовь свою несчастную!

- И что он намерен предпринять?

- Кажется, уже перебрал все варианты и совершенно отчаялся.Бродит по комнате из конца в конец и тупо повторяет: «Как же так, как же так,разве я ей не нравился?» Сил больше нет с ним общаться! Сегодня он пришел квыводу, что все неспроста и у него должен быть соперник.

- Прямо так и сказал?

- Прямо так. И решил его выявить. Не может, говорит, такбыть, чтобы она меня просто, без причины, динамила. Наверно, говорит, тутдругой парень замешан!

- Ого!

- Да, вот так все серьезно…

- Ладно, ну его, Макса! Надоел уже со своими страданиями.Поцелуй лучше меня еще разок!

Не в силах больше наблюдать это безобразие, я вернулась начердак. Нет, какова, а? Всего несколько дней прошло, а эта обезьяна ужевешается на другого! И на кого? На брата бывшего возлюбленного! Ей еще хватаетнаглости издеваться над страданиями Макса, которого она бросила! Впрочем, он,конечно, это заслужил… Но Андрей-то каков?! Ему что, наплевать на чувствабрата?! А тот до сих пор не знает, к кому ушла Валька! Ох, ну и змеюшник,оказывается, наш «Конденсатор»!..

А как же я?! На Андрея, получается, смотреть больше нестоит?! Господи, ну что же это за судьба такая у меня - стоит только положитьглаз на парня, только подумать о нем, как эта гадина Валька тут же егоотбирает!? И почему я родилась такой неудачницей?!.

Неудачницей? Что ж, ладно… Мы еще посмотрим, кто из наснеудачница! Я решила охмурить Андрея - и я это сделаю! Если Валька положила нанего глаз - тем хуже для нее! Она еще поплачет у меня горючими слезами! Она ещеузнает, каково это - когда лежишь без сил от горя и ничего не желаешь! Пустьона почувствует эту черную, тяжелую тоску у себя в груди, которую хочется иневозможно выплакать! Может быть, Андрей со мной не останется… Это будеткороткая интрижка… Ну и пускай! Я не собираюсь за него замуж. Просто поссорю ихс Валькой - и отойду в сторону! Макс уже узнал, каково это, когда тебя предают!Узнают и эти двое!

Я выдохнула и села. Слушать воркование этой парочки былоневозможно, но сидеть тут и знать, что они любезничают под боком, оказалось ещехудшим удовольствием. Подумалось: «А вдруг они вслух издеваются надо мной?»Сидят и смеются над глупой Надюшкой, которая ничего этого не слышит? Мненеобходимо знать, что там происходит… Хотя бы для того, чтобы как следуетотомстить!

Я снова выбралась на чердак. Притаилась, чтобы не издаватьлишних звуков.

Эти двое ничего не говорили. Целовались - в очередной раз.Потом, наконец, разлепились, и до меня донесся голос Андрея:

- Может, все же на Широкое?

- Да ну, так далеко! Просто искупаться можно и в карьере.

- Ладно, значит, на карьер. Давай в двенадцать. Хорошо?