Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То ли ещё будет! — ответил тот. — Онсегодня опять здорово налакался, значит опять станет рассказывать о тернистомпути греха.
Действительно, фельдкурат сегодня был в ударе. Сам не знаязачем, он всё время перегибался через перила кафедры и чуть было не потерялравновесие и не свалился вниз.
— Ну-ка, ребята, спойте что-нибудь! — закричал онсверху. — Или хотите, я научу вас новой песенке? Подтягивайте за мной.
Есть ли в мире кто милей
Моей милки дорогой?
Не один хожу я к ней —
Прут к ней тысячи гурьбой!
К моей милке на поклон
Люди прут со всех сторон.
Прут и справа, прут и слева,
Звать её Мария-дева.
— Вы, лодыри, никогда ничему не научитесь, —продолжал фельдкурат. — Я за то, чтобы всех вас расстрелять. Всем понятно?Утверждаю с этого святого места, негодяи, ибо бог есть бытие… котороестесняться не будет, а задаст вам такого перцу, что вы очумеете! Ибо вы нехотите обратиться ко Христу и предпочитаете идти тернистым путём греха…
— Во-во, начинается. Здорово надрался! — радостнозашептал Швейку сосед.
— …Тернистый путь греха — это, болваны вы этакие, путьборьбы с пороками. Вы, блудные сыны, предпочитающие валяться в одиночках,вместо того чтобы вернуться к отцу нашему, обратите взоры ваши к небесам ипобедите. Мир снизойдёт в ваши души, хулиганы… Я просил бы там, сзади, не фыркать!Вы не жеребцы и не в стойлах находитесь, а в храме божьем. Обращаю на это вашевнимание, голубчики… Так где бишь я остановился? Ja, liber den Seelenfrieden,sehr gut![27] Помните, скоты, что вы люди и должны сквозьтёмный мрак действительности устремить взоры в беспредельный простор вечности ипостичь, что всё здесь тленно и недолговечно и что только один бог вечен. Sehrgut, nicht wahr, meine Herren?[28] А если вы воображаете, что ябуду денно и нощно за вас молиться, чтобы милосердный бог, болваны, вдохнулсвою душу в ваши застывшие сердца и святой своею милостью уничтожил беззаконияваши, принял бы вас в лоно своё навеки и во веки веков не оставлял своеюмилостью вас, подлецов, то вы жестоко ошибаетесь! Я вас в обитель рая вводитьне намерен…
Фельдкурат икнул.
— Не намерен… — упрямо повторил он. — Ничегоне стану для вас делать. Даже не подумаю, потому что вы неисправимые негодяи.Бесконечное милосердие всевышнего не поведёт вас по жизненному пути и некоснётся вас дыханием божественной любви, ибо господу богу и в голову не придётвозиться с такими мерзавцами… Слышите, что я говорю? Эй вы там, в подштанниках!
Двадцать подштанников посмотрели вверх и в один голоссказали:
— Точно так, слышим.
— Мало только слышать, — продолжал свою проповедьфельдкурат. — В окружающем вас мраке, болваны, не снизойдёт к вамсострадание всевышнего, ибо и милосердие божье имеет свои пределы. А ты, осёл,там, сзади, не смей ржать, не то сгною тебя в карцере; и вы, внизу, не думайте,что вы в кабаке! Милосердие божье бесконечно, но только для порядочных людей, ане для всякого отребья, не соблюдающего ни его законов, ни воинского устава.Вот что я хотел вам сказать. Молиться вы не умеете и думаете, что ходить вцерковь — одна потеха, словно здесь театр или кинематограф. Я вам это из башкивыбью, чтобы вы не воображали, будто я пришёл сюда забавлять вас и увеселять.Рассажу вас, сукиных детей, по одиночкам — вот что я сделаю. Только время свами теряю, совершенно зря теряю. Если бы вместо меня был здесь сам фельдмаршалили сам архиепископ, вы бы всё равно не исправились и не обратили души ваши кгосподу. И всё-таки когда-нибудь вы меня вспомните и скажете: «Добра он намжелал…»
Из рядов подштанников послышалось всхлипывание. Это рыдалШвейк.
Фельдкурат посмотрел вниз. Швейк тёр глаза кулаком. Вокругцарило всеобщее ликование.
— Пусть каждый из вас берёт пример с этогочеловека, — продолжал фельдкурат, указывая на Швейка. — Что онделает? Плачет. Не плачь, говорю тебе! Не плачь! Ты хочешь исправиться? Этотебе, голубчик, легко не удастся. Сейчас вот плачешь, а вернёшься в свою камеруи опять станешь таким же негодяем, как и раньше. Тебе ещё придётся поразмыслитьо бесконечном милосердии божьем, долго придётся совершенствоваться, пока твоягрешная душа не выйдет наконец на тот путь истинный, по коему надлежит идти…Днесь на наших глазах заплакал один из вас, захотевший обратиться на путьистины, а что делают все остальные? Ни черта. Вот, смотрите: один что-то жуёт,словно родители у него были жвачные животные, а другой в храме божьем ищет вшейв своей рубашке. Не можете дома чесаться, что ли? Обязательно во времябогослужения надо. Смотритель, вы совсем не следите за порядком! Ведь вы жесолдаты, а не какие-нибудь балбесы штатские, и вести себя должны, какполагается солдатам, хотя бы и в церкви. Займитесь, чёрт побери, поисками бога,а вшей будете искать дома! На этом, хулиганьё, я кончил и требую, чтобы вовремя обедни вы вели себя прилично, а не как прошлый раз, когда в задних рядахказённое бельё обменивали на хлеб и лопали этот хлеб при возношении святыхдаров.
Фельдкурат сошёл с кафедры и проследовал в ризницу, куданаправился за ним и смотритель. Через минуту смотритель вышел, подошёл прямо кШвейку, вытащил его из кучи двадцати подштанников и отвёл в ризницу.
Фельдкурат сидел, развалясь, на столе и свёртывал себесигарету. Когда Швейк вошёл, фельдкурат сказал:
— Ну, вот и вы. Я тут поразмыслил и считаю, чтораскусил вас как следует. Понимаешь? Это первый случай, чтобы у меня в церквикто-нибудь разревелся.
Он соскочил со стола и, тряхнув Швейка за плечо, крикнул,стоя под большим мрачным образом Франциска Салеского:
— Признайся, подлец, что ревел ты только так, длясмеха!
Франциск Салеский вопросительно глядел на Швейка. А с другойстороны на Швейка с изумлением взирал какой-то великомученик. В зад ему кто-товонзил зубья пилы, и какие-то неизвестные римские солдаты усердно распиливалиего. На лице мученика не отражалось ни страдания, ни удовольствия, ни сияниямученичества. Его лицо выражало только удивление, как будто он хотел сказать:«Как это я, собственно, дошёл до жизни такой и что вы, господа, со мноюделаете?»
— Так точно, господин фельдкурат, — сказал Швейксерьёзно, всё ставя на карту, — исповедуюсь всемогущему богу и вам,достойный отец, я должен признаться, что ревел, правда, только так, для смеху.Я видел, что вам недостаёт только кающегося грешника, к которому вы тщетновзывали. Ей-богу, я хотел доставить вам радость, чтобы вы не разуверились влюдях. Да и сам я хотел поразвлечься, чтобы повеселело на душе.