сфера. Производство шин для колес. Плащи прорезиненные, перчатки для химиков и медиков, даже лодки надувные, которые в чемодан поместятся.

— Вот что значит, молодое бурное воображение, — восхитился градоначальник, — но, господа, губернатора непременно нужно включить в концессию.

Далее разговор пошел совершенно без меня. А я любезничал с женой головы и его двумя дочками, полноватыми темноволосыми, но наивными и без лишнего жеманства, которое считается принятым в обществе.

Жена, Мария Петровна, расспрашивала меня о жизни в лесу. Старшая Виктория, четырнадцати лет, ахала от рассказов про встречу со змеей. Младшая Ольга жалась к матери. Я решил их развлечь, тем более, что сунул реквизит для фокуса в карман. Сейчас незаметно достал напальчник и спрашиваю:

— А хотите увидеть искусство китайской магии?

— Хотим! — выдохнули все трое.

Я с улыбкой доброго волшебника взял солонку. Струйка соли скрылась в кулаке. Я утрамбовал ее большим пальцем, дунул. Соли не оказалось. Проделал несколько жестов, дунул на руку и соль высыпалась струйкой в солонку.

Над столом висело молчание.

— Что? — Спросил я устремленные на меня широко открытые глаза.

— Позвольте, — выдавил городской голова, — но как?

— Вот, вспомнилось одно из умений, — решил я дурачить компанию, — так, безделица для развлечения девочек.

— Андрей Георгиевич, этому есть объяснение? — Спросил доктор, — научное.

— Да что вы такие серьезные? Конечно есть, — поспешил я успокоить их, — но пока это секрет.

Дальнейшее обсуждение уже было тише. Я ловил на себе изучающие взгляды. А вот девочки пребывали в восторге. Я осмелел и показал фокус с шарфом. Когда его якобы завязываешь на шее а потом рывком снимаешь. Девочки взвизгнули и захлопали в ладоши.

— А! Я понял, понял, — закричал доктор, — я увидел! Но не скажу публично, чтобы сохранить реноме нашего друга.

Все с облегчением вздохнули.

— Спасибо, Сергей Павлович, — кивнул я ему.

В этот же день полицмейстер выписал Домне паспорт, «чтобы порядок был во всем». Мой документ теперь — грамота. Мы закупили необходимое и отправились осмотривать наследство.

Основная деревня называлась Стрельникова, насчитывала пятнадцать дворов. Земли было не много и около леса. Меня встретил староста во главе мирского актива. Звали его Семен Лукич. Крестьяне молча и солидно поклонились.

Я спешился.

— Землю и хозяйство осматривать будете? — вздохнул Лукич.

— Есть, что смотреть?

— В запустении. Да еще охота разорила овес.

— Какая еще охота?

— Так сосед ваш, господин помещик Куликов. По нашим овсам на кабанов ходил, потоптал, страсть.

— А что это он по нашей земле без спросу ездит?

— Известное дело, балует.

— Кроме Стрельникова, что еще есть?

— У леса хуторок Окатово. Там два двора. Пасечник живет с семьей. Давно была еще деревушка в лесу самом, Чижова. Да перебрались в Стрельникова три семьи. Несподручно там. Одни избы остались, да и те гнилые совсем.

— Значит так. Лукич. Сейчас мы едем к себе, вернемся через несколько дней. А ты готовься принять народ, человек тридцать. Сходите в лесную деревню, как ее, Чижова. Домишки подправьте. А то придется к вам селить. И к пасечнику загляните, может, кого к нему определим. Оброк собрали?

— Полторы тысячи всего. Прости, барин, больше нет. Только не сдавай нас, миром всем Богу молится будем!

— Куда сдавать?

— В совет энтот.

— В опекунский, что ли? А чем плохо?

— Слышали, что так-то мир не заплатил барину, тот и заложил имение. Так насчитали вдвое супротив прежнего, до еще каторгой пужали. Вот народ и взвыл. Мы так не хотим. Прости, доберем все.

— Добирайте. И все деньги на устройство новоприбывших. Время у тебя немного. Занимайся. А не успеешь, не взыщи. Поеду в другое место устраиваться.

— Все сделаем! Коли разрешаешь тратить, так и срубим глядишь чего.

Мы с Домной двинулись в путь. Заночевали на привычном месте и к обеду уже были дома.

Глава 7

Неделя ушла на подготовку к переезду. Пришлось выдать еще две тысячи на покупку лошадей и подвод. Да и есть что-то надо. Основную базу решили сделать в заброшенной деревне — урочище Чижово. Опорный пункт — у пасечника. Для этого выдвинулись на место. Алена от меня не отстает, как амазонка, лихо носится на буланой кобылке, разговорам не мешает, но потом свою оценку вполголоса мне доносит. Очень трезвая такая оценка. Я ее целую в щечку и благодарю. А еще заботится, чтобы я поел и не сильно уставал. Всегда краем глаза вижу ее красный приталенный сарафан.

Большой крепкий дом, крытый длинной дранкой стоит на пригорке. Входные ворота в лес. Дальше по заросшей тропке километра три до Чижова, которое в стоит на зарастающей поляне, с трех сторон окруженной лесом. Значит, хозяин хутора — ключевая фигура. Его надо вербовать. Приказы ничего не стоят. Только личное убеждение. А вот чем его подкрепить, времени думать нет. Когда-то я тренировался вербовке в лоб. Еще в начале оперативной деятельности развлекался. Но сейчас не баловство, а необходимость.

Староста Лукич немного рассказал про него. Пасечника зовут Емельян. У него два сына погодка с невестками, жена и дочь двенадцати лет. У старшего Прова годовалый сынишка, младший Яков пока без детей. Дочь Акулина — любимица. Продает мед в Сулич и исправно платит оброк. Держит две лошади и трех коров, с который имеет творог и масло, то же на продажу. Не считая кур. На вид кряжистый, основательный, с расчесанной бородой. Одевается добротно, сапоги кожаные, что для многих роскошь. Домашние тоже хорошо одеты.

Я сижу с ним за столом. Остальных он выслал.

— Такие вот дела, Емельян, — смотрю я на него после изложения всех пожеланий и указаний.

— Что ж, такое можно, — с достоинством кивает он, — ежеля баловать не будут, пущай живут.

— За баловство будем наказывать. Только так получается, что народу в твоем Окатове станет больше. А старшим, кроме тебя, никого не вижу. Назначаю, стало быть, старостой деревни.

— Можно и старостой, — оглаживает пасечник бороду.

— А что сеешь мало? Огород да покос, смотрю.

— Сеем помаленьку. Только и покос в этом году потоптали.

— Сосед?

— Он самый, дай ему Бог здоровья. Да еще за медом наведаются после медового Спаса. Прошлым годом три улья обчистили да поломали.

— А ты что ж? Сыновья не помогут разве?

— Супротив господ какое мое слово? А сыновей пущать, только под каторгу подвести. Терпим.

— А рвутся сыны в бой?

— Дело молодое, кровь горячая, а понимания нет. Дров наломают, потом не разгрести.

— А если по моему приказу и вместе со мной?

— Не возьму в толк, — после паузы смотрит он мне в глаза, — ты, Андрей Георгиевич, зачем все это говоришь? У господ