бывает, за всем и не усмотришь. Поверьте, иногда лучше смотреть в свою сторону, где лучше умеешь видеть. А другую доверить надежному человеку. Вы мне доверяете?

— А куда деваться? — улыбнулся я.

— Вот и прекрасно. Я чрезвычайно расположен к вам. Да что говорить, не только я. Но и мои домашние души не чают в вас. Что бы ни случилось, вот вам моя рука, — он протянул мне руку.

— Вы — великолепный вербовщик, — пожал я крепкую ладонь, глядя ему в глаза, — и я рад, что мы сможем говорить на одном языке.

— Уверен, что найдутся темы, — улыбнулся он, не отпуская меня.

— В газете про разбойников упомянули. А представьте, что в соседней губернии разбойники, которых вроде бы уже победили, вдруг ограбят почтовую карету с большими деньгами. Вот ужас то будет! Даже страшно подумать.

Он выпустил мою ладонь, развернулся и отошел к окну. Через секунду повернулся.

— Вы мне посланы агнгелом-хранителем? Я не ошибся в вас, — сказал он тихо, тут же сменил тон на шутливый, — но откуда такие фантазии, милейший Андрей Георгиевич? Уверен, мереславский полицмейстер справится и найдет душегубов.

— А если не успеет? Уверен, что тогда вы их не упустите, только покажись они в ваших владениях.

— Не упущу, — на миг лицо его стало жестким, а взгляд стальным, — однако же нам пора к градоначальнику. Другого манкирования он не спустит. И да, наденьте вот это.

Он подал мне сюртук с стоячим воротником. Вполне по размеру оказался. Закрыл меня всего, оставив полоску штанов и сапоги.

Виктор Федорович Штерн встретил нас при полном параде. Подозреваю, его предупредили еще вчера.

— Наконец-то сподобились посетить старика, — раскрыл он объятья навстречу.

Это он на себя наговаривает. Ему лет пятьдесят, судя по сухощавой и живой фигуре, проживет еще долго. Он к каждому так бросается, или я тут знаменитость? Я состроил улыбку на лице.

— Премного рад знакомству, — мы обнялись, — только не вижу тут стариков. Все одни крепкие мужчины в самом расцвете сил.

— Очень надеюсь, что вашими стараниями таковыми и останемся еще долгое время, — поддержал тон разговора Виктор Федорович, — однако, не стану затягивать момента. Поздравляю вас грамотой на дворянство. И примите мои глубочайшие соболезнования по поводу кончины вашего отца. К сожалению, мы не имели возможности оповестить вас своевременно. Но похороны устроились за городской счет в лучшем виде, у церковной стены на лучшем месте. Так что денежные вопросы не опошлят вашей скорби.

— Благодарен вам за искреннюю заботу, — я делаю скорбною мину, — к сожалению я долгое время не видел его. Да еще и этот удар, от которого я не вполне оправился. Но это извиняет мой поспешный отъезд. Добрая женщина пользует меня травами и вполне успешно. Общие очертания в памяти возвращаются.

— Это прекрасно! Наш милейший Сергей Павлович просто не дает проходу. Уверяет, что мы сможем организовать институт по изучению всякой заразы, победа над которой принесет известность нашему месту и приток больных разного вида.

— Сергей Павлович энтузиаст, каких мало. Но мысль интересна. Однако, может статься так, что сманят его в столицу.

— Этого мы никак недопустим, — улыбается градоначальник.

— Если интересно мое мнение, то благополучие горожан скорее доставит развитие промышленности и торговли чем-то уникальным.

— Например, резиной? — заглядывает мне в лицо Штерн, — не удивляйтесь и не ругайте нашего доктора. Ему не было запрета от вас на это слово. А он голову сломал, чтобы это значило.

— И до чего же дошел? И отчего сам не спросит?

— А вот он сейчас сам нам скажет, — кивнул городской голова на высокое окно.

Через улицу быстро шел Петров.

После приветствий доктор меня поздравил с удачным разрешением дела.

— А мы тут интригуем Андрея Георгиевича вашими логическими построениями. Извольте сообщить из первых уст. Ему, думаю не терпится узнать то, что подвигнет к раскрытию памяти.

— Что ж, — потер руки доктор, — прежде всего я пришел к выводу, что вы долгое время провели на Востоке. В Китае, я думаю. Оттуда попали в английские колонии Америки, и как пришли в деятельный возраст, решили приехать на Родину. И по времени все совпадает. Двенадцать лет назад пропали. Уверен, без цыган не обошлось.

— Складно. И отвечает некоторым проблескам памяти, что у меня бывают. А что на счет резины?

— Учитывая обстоятельства разговора, я предположил, что вы имеете в виду некий материал со свойствами каучука. Но известно, что он теряет их при нагревании и заморозке, к тому же жутко липкий. А значит, вы сталкивались с результатом его такой обработки, которая должным образом воздействует на отрицательные стороны и закрепит положительные.

— Браво! Прямо Шерлок Холмс от науки.

— Не имею чести знать. Верно, достойный человек?

— Как-нибудь расскажу. Однако, взяли вы меня в оборот.

— Что вы, Андрей Георгиевич! Какие обидные выражение, — улыбается Штерн, — все заинтересованы в помощи вашей беде. И как видите, делаем посильный вклад.

— Я очень ценю, Викторй Федорович, отеческую заботу обо мне. И готов вспомнить все полезное, что видел в дальних странствиях. Хотя и память моя очень отрывочна.

— Вы знаете, как обрабатывать каучук? — в лоб спросил доктор.

— Чего там знать то? Смешиваем с серой, — я остановился, — позвольте, я помню этот способ. Его мне показал один китаец. Но он погиб. И так получается, что я могу быть единственным хранителем семейного секрета.

— И что же, каучук перестает быть липким?

— Он гладкий становится и тянучий. И мороз не влияет. Китаец был деревенским врачом и делал свои опыты.

— Я же говорил, он вспомнит! — воскликнул доктор.

— И вы расскажете нам этот секрет? — спросил полицмейстер.

— Конечно. Только сами понимаете, конкуренты, шпионы и все прочее.

— Про то не извольте беспокоиться, — парировал Штерн, — Сергей Павлович займется, нарядит стряпчего, оформит патент.

— Все мои знания полностью к вашим услугам, — улыбнулся я.

Обедали у головы. Все сетовали, что я ничего не ем. А я уже на одних закусках объелся. Но когда услыхал знакомое слово «из рябчиков» что-то там, то не отказался. Все были веселы и возбуждены. Обсуждалась концессия. До обеда я поведал доктору о простой технологии — перемешать с серой, сажей и нагреть. Вулканизация называется. У него был и каучук и сера. Теперь он махал черным ломтем, который тянулся и совсем не лип. Все наперебой придумывали места, куда его можно употребить.

— Как думаете, обувь непромокаемая будет пользоваться спросом? — Штерн приобнял меня.

До Макинтоша с его плащом еще лет шесть или пять. Да и вопрос он решал без вулканизации, а просто делал прослойку из каучука между двумя листами ткани.

— Конечно, будет. Но в первую очередь, военная