— Не простой разговор ты поднял, дядя Егор. Понял я, к чему ты ведешь. Может, и лучше. Но только и за резервацию воевать придется. Надо покумекать, может и по-другому придумаем. Только сам понимаешь, не одного человека такое дело. И даже не тысячи.

— На то ты и барин у нас, чтоб думать. Мы тебе вручились, так что смотри, маракуй. А нам разъяснишь, как и что. Сам понимаю, что и мы сейчас, как те индейцы, только без племени, уже завоевали нас, добивают, дотравливают. Ошметки, которых добьют рано или поздно. Ты не думай, что раз разбойничаем, то понятия нет. Мы и балуем оттого, что пути другого не видим.

— Я и не думаю. А с путем определимся. Китайцы говорят, путь в тысячу ли начинается с первого шага. Вот с него и начнем.

Знахарка с Аленой мои слова про обучение детей восприняли всерьез и по своему. Отобрали троих девочек. Теперь их посылают собирать травы и корешки, обучают отдельно.

Ночью я вышел посмотреть на звезды, подышать воздухом, заодно и невесту спать загнать. С учебой ее и не видно.

На завалинке сидит Домна.

— Не беспокой. Сами сейчас придут. Заканчивают поди.

— И что ж такое они по ночам изучают? Премудрости колдовские?

— Не колдовские. Колдун — зло в неприкрытом виде. Тот, кто приносит в жертву. Ведовство изучают. Какую траву куда приладить, чтоб польза была. А для этого хитростей много выучить надо. И Луна как стоит, и звезды. Всего не перечислишь. Хочешь силу извлечь из травы или камня, все учесть надо. Как мелочь какую упустишь, так и получишь сено, вместо силы.

— Сам чувствую, Алена уже изучила кое-что. Спросить хочу. Если она такая ведунья, что сама не могла повлиять на барчука? Мне кажется, придумала бы что-нибудь.

— Могла. Но не стала. Пришлось бы ко злу обратиться. Тогда Антуан этот все богатство бы ей отдал, на коленях ползал. А захотела бы — вовсе извела. Но тогда обратной дороги ей нет. Выбор она делала, вися на веревках и позор принимая от холуев. Или смерть или тьма. И сделала.

— Люблю я ее, тетя Домна. Боюсь, что подставлю ненароком со своими приключениями.

— А ты не бойся. Повенчаетесь, будете, как одна плоть. Куда ты, туда и она. А там, как судьба будет.

— И как она будет? Неужели не посмотрела?

— Кончилась твоя судьба. И снова началась. С открытого листа. И нет ничего определенного. Поэтому и не вижу. И тебе заглядывать не советую.

Чтоб хоть как-то отвлечься, решил подготовить фокусы для ребят. Мне нравился простой и эффектный фокус с высыпанием соли в кулак[1].

Для этого нужен напальчник на большой палец. Простые манипуляции — и соли в кулаке нет. А потом раз — и есть. Только на хуторе ее мало. Зато изготовил из кишки реквизит. Но одного мало, надо еще что-нибудь придумать.

Вернулись разведчики. Егор зашел для доклада.

— Есть карета, в Москву деньги возит и письма всякие. От нас, значит, к ним. Раз в месяц особливо. Есть и другие, но в тех денег меньше — только, что пошлют. Охраняют по-разному. Но меньше десятка не бывает.

— Как едут, изучили?

— Отследили. Есть лес по дороге, но там бежать некуда, только если обратно сюда.

— Что на счет одежи?

— Договорились. Солдатское интендант продаст. Остался у него от полка запас. Полк к Москве перевели. Не в саму, а рядом.

— Пойдет.

— На меня унтер-офицерская форма есть. А с тобой затруднение.

— Решим.

Через неделю на двух лошадях верхом мы с Домной двинулись в Сулич. Вышли рано утром и к вечеру там были. На постой я попросился к доктору.

Он обрадовался чрезвычайно моему приезду. Сразу послал служанку к полицмейстеру с извещением. Мы обнялись. Несмотря на позднее время, у него нашлось, чем перекусить — остатки пирога с малиной. Разместили нас в тех же комнатах.

— Как Иннокентий Семенович? — не удержался я от расспросов.

— Прекрасно! Я следил, чтоб в точности все исполнили. И диета и режим, все соблюли в лучшем виде. Так что по прошествии десяти дней уже сам ходил а еще через неделю уехал. Немного вы его не застали. Аккурат позавчера изволили отбыть.

— Я рад такому ходу событий.

— Мой друг, я сгораю от нетерпения, но найду в себе мужество отложить все расспросы до утра.

Утром доктор проводил меня к полицмейстеру. Он обнял меня, как старого друга и троекратно облобызал.

— Андрей Георгиевич, с вашим появлением все волшебно устраивается. Братец весьма доволен, каждый день молебны служили. Составил мне известную протекцию, впрочем, это дело уже не тайное. И у вас, между прочем, все без задержек. Извольте немедля прибыть к градоначальнику для получения грамоты. Да-да, все устроилось. А Викентий Федорович, городской глава, очень расстроился, что не увидел вас в прошлый раз. Доктор в медицинский журнал написал статью. Да что там медицина! Читайте, специально для вас сохранил, — он протянул мне газету на плотной бумаге. «Губернские ведомости».

Я перевел глаза на столбец: «Загадочное происшествие и удивительное спасение», гласил многообещающий заголовок. «Концом Петрова поста в городе Сулич произошло счастливое событие. Сын местного помещика господина Зарайского вернулся из дальних стран, куда по глупости бежал в поисках приключений. Считалось, что он давно погиб или утоп. Но не обошлось без неприятного казуса, на молодого человека в соседней губернии напали разбойники, обобрали до нитки, и ударили так, что отшибли память. Усилиями полицмейстера города Сулича господина Гурского состоялась трогательная встреча отца и сына. За то Бог вознаградил сердечного начальника. В это время в его доме гостил его родственник, действительный советник Иннокентий Семенович Г. Смертельная болезнь так поразила его, что местная медицина оказалась бессильна. И уже священник прибыл для последней исповеди и соборования. Однако ж, облагодетельствованный юноша оказался весьма сведущ и искусен во врачебной науке. Вместе с местным доктором Петровым он проделал блестящую операцию. Больной сделался совершенно здоров. Петров с великим удивлением сообщил, что подобные операции никто не умеет делать не только у нас, но и в Европе. О чем послал статью в столичный журнал».

— Но есть и печальное известие. Батюшка ваш неделю назад скончался, — карие глаза чутко ловят каждый мой вздох, каждое движение, анализируют реакции не хуже полиграфа.

— Однако, события разворачиваются стремительно, — только и нашелся я.

— И безусловно в лучшую сторону. Неужели вас не радует такой поворот?

— Радует. Но хочется и самому управлять процессом.

— Эх, мой юный спаситель, жизнь такая штука, что