их никогда не вспомню. Так что устраиваться мне надо с чистого листа. А что до Дмитрия Семеновича, то думаю, он видит во мне возможного разбойника.

— Возможно. Говорят, там были образованные люди. Но сказанное мной в силе.

Глава 5

Дальнейшее гостеприимство выразилось выставлением поста к дому доктора. Усатые полицейские с шашками сменяли друг друга каждые три часа. Это было удобно — все организационные вопросы решались моментально. Еду из трактира приносили бегом. Пьяные песни не орали, даже собаки не лаяли. С другой стороны напрягало — похоже на конвой.

На следующий день нас ждали с утра. Около десяти мы осмотрели Иннокентия Семеновича. Ничего плохого, выделений нет, температура ушла. Сам он повеселел, но ворочаться больно.

Доктор отбыл на прием больных, а я гуляю по городку. Вполне себе провинциальный город. Монастырь с высокими толстыми стенами. Такого и в Мереславле нет. За стеной несколько храмов и монастырское кладбище. Монахи копаются в огороде. Рядом с монастырем торговые ряды и мощеная камнем площадь.

Обед назначен в четыре. Доктор сказал, что надо идти. Обидятся. По случаю поста блюда без мяса. Подали уху с осетриной. Не великий я ценитель, но вкусно. Прикусывали пирожками. Потом кулебяка с капустой. Караси в сметане. И различные водки, настойки, вина, от которых отказался. Был период в жизни, когда я выпил свою цистерну. Потом как-то надоело. Здоровье теперь есть, а вот привычка быть трезвым осталась.

После обеда прошли в гостиную и закурили. Дым вполне ароматный, не чета той гадости, которую продают нашим несчастным гражданам.

Лиза просто бьет на поражение. Но у меня Алена. И видно, как трезво оценивает увлечение дочери ее мать. Поэтому я предельно вежлив.

На третий день трубку из операционной раны вытащил. Теперь само зарастет.

Дмитрий Семенович с хитрым выражением завел меня к себе в кабинет. Там находился пожилой полицейский, который сразу вскочил по стойке смирно.

— Вот, дорогой наш спаситель. Есть и у меня для вас сюрприз. Может статься так, что отыскали мы вашего батюшку. Похож, а? — гаркнул он полицейскому.

— Похож, ваше высокоблагородие, прямо вылитый! — ответил тот, выпучивая глаза.

— От то-то же, — сказал полицмейстер и неожиданно мне подмигнул.

— И на кого я похож?

— Известно, на родителя своего, — ответил полицейский, — я как услыхал имя Андрей, так сразу и подумал, а не Зарайского ли сынок возвернулся.

— Кузьмич тут самый старый служака и рассказал старинный случай, — продолжил Дмитрий Семенович, — пропал у помещика сын. То ли сбежал, то ли утоп. Через несколько лет господин Зарайский в уме помутился и ждет, что сын его обязательно вернется. А с ним и все дела поправятся. И правда, имение давно пришло в упадок. Одних долгов тысяч на тридцать. Но то дело наживное, если заложить его в опекунский совет. Еще и прибыток будет. Есть у меня мысль отвезти вас к нему. Благо, не так далеко добираться. Как раз к лесу примыкает. Может, Вы что вспомните, а может, он.

— И когда мы поедем?

— Да прямо сейчас. Время дорого. Батюшка ваш совсем плох. Чудо, если застанем в сознании. Выйди! — бросил он полицейскому. Того, как сдуло.

— Просьба у меня, Андрей. Возможно, нелицеприятная, но только мне наедине скажите.

— Спрашивайте.

— Ваши политические убеждения. Поймите правильно, это только для меня. Ответ ни на что не повлияет, но позволит прогнозировать разные неприятности, которые бывают на жизненном пути любого человека.

— Отвечу. Прежде всего я противник любых западных либеральных веяний. Поэтому твердо могу объявить себя славянофилом и монархистом. Если вы предполагаете высказывания революционного толка, то разочарую — их не будет. И более того, я буду бороться с ними, потому что знаю, чем они закончатся. Законными методами, разумеется.

— Не ожидал, но тем приятнее для меня встретить здравомыслящего человека. В Вашем возрасте, знаете ли, всякие увлечения возможны.

Нас уже ждала открытая бричка, запряженнаядвойкой лошадей. По пути подсел еще один человек.

— Викентий Иванович, наш нотариус. Поверенный в делах. — отрекомендовали мне его.

За час мы проехали около десяти верст и очутились в деревне. Один из домов был больше остальных, но такого же типа, какой по всей срединной России.

Нас встречало человек десять. Все, как один, заголосили: «Вернулся батюшка кормилец». Цирк с конями.

В доме на грязных простынях лежал обросший старик. При виде меня глаза его заблестели.

— Я знал, — вытянул он руку в мою сторону, — знал, что ты не утонул и не пропал, а уехал. Подойди же, чадо. Птицы не клюнули тебя?

— Георгий Николаевич, вы узнаете своего сына? — начал работу нотариус.

— Я чувствую, что это он, подойди. Только птиц прогоните, они мешают.

Я подчинился. «Опустись» — сдавлено прозвучало сзади.

Я встал на колени. На голову легла дрожащая рука.

— Благословляю тебя. Прости, что оставляю дела расстроенными, но что имею, возьми.

Вынырнул нотариус с какой-то бумагой и дал старику в руку перо: «Внизу здесь».

Старик подписал.

Мы вышли на улицу.

— Через полчаса он забудет про наш визит. А мы составим комиссию и дадим ход вашему ходатайству.

— Какому?

— Которое вы сейчас напишите.

— Уже написали, — возник рядом нотариус и протянул бумагу, — можете не сомневаться, все по форме.

Я подписал.

— Месяц уйдет на рассмотрение. Думаю, задержек не будет, господин Зарайский Андрей Георгиевич, — полицмейстер улыбался, — теперь прошу. К ужину поспеем.

На следующий день я пришел попрощаться. Пациент наш чувствовал себя хорошо. Кушал бульоны с сухариком.

— Мы уходим, Иннокентий Семенович, — положил я руку ему на плечо, — обязательно проведаю вас через месяц, если застану.

— Почему уходим, а не уезжаем?

— Потому что пешком. Да и не проедет там экипаж.

Тут тучи собрались на лице действительного советника, обрамленном пышными бакенбардами и усами. Казалось, молнии из глаз посыплются.

— Этот вопрос я еще разъясню, — сказал он с натугой.

Колокольчик звякнул, и появился Никифор.

— Вот что голубчик, выбери из моих две лошадки да оседлай, багаж устрой, ну все, как полагается. А ко мне позови Екатерину Гавриловну.

Никифор исчез и почти сразу в дверях появилась супруга Иннокентия Семеновича.

— В моем саквояже возьми и выдай десяточку на дорогу моему спасителю. И не вздумайте отказаться! — зыркнул он на меня, — и не мыслите, что Иннокентий Гурский жизнь свою не ценит и добра не помнит. То Вам только что на дорогу. Тьфу, какая мелочь. А устройством Вашим мы позже займемся. И отказа не принимаю. Вы поучаствовали в моей судьбе, не отвергайте же посильную помощь для Вашей.

— Душевный Вы человек, Иннокентий Семенович. Раз Господь свел, так не нам, грешным, по