— Что случилось?

Я схватила ее за руки, заставила посмотреть мне в глаза. Ноона была не в состоянии отвечать; она просто обхватила меня руками и зарыдала,прижавшись к моей груди. Я стояла, поглаживая ее тонкие, шелковистые волосы иприговаривая, что все будет хорошо, все уладится… что бы ни было. И, честноговоря, в тот момент меня не волновало, что именно произошло. Она здесь, живаяи здоровая, — только это одно имело значение. Дмитрий стоял рядом, готовыйотразить любое нападение. С ним я чувствовала себя в полной безопасности.

Полчаса спустя мы набились в комнату Лиссы: три другихстража, госпожа Кирова и надзирательница. Я впервые оказалась в комнате Лиссы.Наталье удалось-таки добиться, чтобы их поселили вместе и комната была разделенана две части, разительно контрастирующие между собой. Половина Натальивыглядела обжитой, с фотографиями на стенах и вышитым постельным покрываломявно нездешнего происхождения. А у Лиссы набралось так же мало личных вещей,как и у меня, отчего ее половина выглядела почти голой. На стене висела однафотография, сделанная во время последнего Хеллоуина, когда мы нарядились феями,с крыльями и блестящим макияжем. При виде этой фотографии и связанных с нейвоспоминаний в груди у меня заныло.

Со всей суматохой никто, казалось, не помнил, что мне неполагается находиться здесь. Снаружи в коридоре толпились девушки-морои,пытаясь понять, что происходит. Наталья протолкалась сквозь эту толпу,удивленная тем, что за столпотворение в ее комнате. Поняв его причину, онавзвизгнула и остановилась.

Мы смотрели на постель Лиссы, и почти на всех лицах читалисьшок и отвращение. На подушке лежала лиса, мех ее был красновато-оранжевый сбелыми прожилками. Милая, мягкая на вид, она могла бы быть домашним животнымвроде кошки которую так приятно держать на руках, прижимая к себе.

Не считая того факта, что у нее было перерезано горло.

Внутри горло выглядело розовым и желеобразным. Пятная мягкиймех, кровь стекала на желтое постельное покрывало, образуя растекающуюся поткани темную лужицу. Глаза лисицы смотрели вверх, остекленевшие и как быпотрясенные, словно лисица не могла поверить в то, что с ней происходит.

Меня затошнило, но я заставила себя не отрывать взгляда. Яне могла позволить себе проявить слабость. Возможно, когда-нибудь мне придетсяубить стригоя. Если я не в состоянии выдержать зрелище мертвой лисы, о какихубийствах может идти речь?

То, что проделали с лисой, выглядело извращением больногочеловека. Лисса, смертельно-бледная, смотрела на лису, а потом шагнула вперед иневольно протянула к ней руку. Я понимала — грубое насилие больно ударило поней, по ее любви к животным. Она любила их, они любили ее. Пока мы были вбегах, она часто просила меня завести кого-нибудь, но я всегда отказывалась,напоминая, что нельзя брать на себя ответственность за живое существо, если влюбой момент может возникнуть необходимость бежать. Поэтому онадовольствовалась тем, что помогала бездомным зверям, подлечивала их, а такжезаводила дружбу с животными, принадлежащими другим людям, типа кота Оскара.

Эту лису, однако, ей уже не вылечить. Оживить ее невозможно,но я видела по лицу Лиссы, что она хотела бы помочь ей — как помогала всем. Явзяла ее за руку и оттащила в сторону, внезапно припомнив разговор,состоявшийся между нами два года назад.

— Кто это? Ворон?

— Скорее всего.

— Он мертв?

— Да. Никаких сомнений. Не прикасайся к нему.

Тогда она меня не послушалась, я надеялась, что послушаетсясейчас.

— Она была еще жива, когда я вошла, — прошепталаЛисса, сжимая мне руку. — Едва-едва. О господи, она подергивалась. Наверноей было очень больно.

Я почувствовала, что к горлу подступает желчь. В другихобстоятельствах меня вырвало бы.

— Ты не?..

— Нет. Я хотела… Я начала…

— Тогда забудь об этом, — резко сказала я. —Это чья-то глупая шутка. Здесь все уберут. Наверно, даже переселят тебя вдругую комнату, если захочешь.

Она повернулась ко мне, с почти безумным выражением вглазах.

— Роза… ты помнишь… тот раз…

— Прекрати. Забудь об этом. Сейчас все иначе.

— Что, если кто-то видел? Что, если кто-то знает?

Я сильнее стиснула ее руку, даже вонзила ногти в кожу, чтобыпривлечь ее внимание. Она вздрогнула.

— Нет. Это совсем другое. Ничего общего. Ты меняслышишь? — Я чувствовала устремленные на нас взгляды Дмитрия иНатальи. — Все будет хорошо. Успокойся.

Лисса кивнула, хотя по ее виду трудно было предположить, чтоона мне верит.

— Распорядитесь, чтобы тут все убрали! — бросилаКирова надзирательнице. — И выясните, может, кто-нибудь что-то видел.

Наконец до них дошло, что я здесь. Дмитрию приказали увестименя, как я ни умоляла их позволить мне остаться с Лиссой. Он повел меня вспальный корпус новичков и заговорил со мной, только когда мы уже почти дошли.

— Тебе что-то известно о происшествии? Именно это тыимела в виду, когда говорила директрисе Кировой, что Лиссе угрожала опасность?

— Я ничего не знаю. Просто глупая шутка.

— У тебя есть хоть какие-то догадки, кто это сделал? Изачем?

Я задумалась. До нашего бегства заподозрить можно быломножество людей. Такое случается, если вы популярны. Люди любят вас, людиненавидят вас. Но сейчас? В известной степени Лисса как бы не существовала.Единственная, кто реально презирал ее, была Мия, но, казалось, Мия большесклонна оперировать словами, чем поступками. И даже если она решила проявитьсебя более агрессивно, почему именно так? Она казалась человеком другого типа.Существует миллион иных способов отомстить.

— Нет, — ответила я. — Ни малейшегопредставления.

— Роза, если ты знаешь что-то, расскажи мне. Мы с тобойна одной стороне, мы оба хотим защитить ее. Это серьезно.

Я резко развернулась и выплеснула на него свой гнев поповоду этой истории с лисой.

— Да, это серьезно. Очень серьезно. А ты заставляешьменя каждый день описывать круги по беговой дорожке вместо того, чтобы учитьсражаться и защищать ее! Если хочешь помочь ей, научи меня хоть чему-нибудь!Научи меня сражаться. Бегать я уже умею.

До этого момента я не осознавала, как сильно мое желаниеучиться — чтобы доказать свою значимость в глазах его, Лиссы и вообще всех.Инцидент с лисицей заставил меня почувствовать себя бессильной — оченьнеприятное чувство. Я хотела делать что-нибудь, хоть что-то.

Дмитрий воспринял мою вспышку спокойно, все с тем жебесстрастным выражением лица. Когда я закончила, он просто дал понять, чтобы япродолжила путь — будто я ничего не говорила.