– Прекрасно, – нерешительно пробормотала Александра, – и чтоя должна делать?

– Хотя бы строить глазки. У тебя такие красивые глаза.

– Как это – строить?

– Не отрываясь смотреть на герцога и кокетливо взмахиватьресницами, чтобы показать, как они длинны.

Александра попробовала моргнуть несколько раз кряду и,смеясь, повалилась на подушки.

– Господи, я буду выглядеть настоящей дурочкой!

– Ошибаешься, мужчины любят подобные вещи. Александра, сразустав серьезной, задумчиво уставилась на подругу:

– Ты уверена?

– Абсолютно. И вот еще что: мужчины обожают, когда имивосхищаются… особенно если со вздохом уверяешь, что в жизни не видела человекасильнее, умнее, отважнее и тому подобное. Ты говорила герцогу, что любишь его?

Молчание.

– Говорила?

– Конечно, нет!

– Скажи! И он ответит, что тоже любит тебя!

– Правда?

– Несомненно!

– Повторяю вам, что не собираюсь это терпеть! – взорваласьАлександра, гневно краснея и окидывая мрачным взглядом портних, вот уже три дняи три ночи снимавших мерки, кроивших ткани всех цветов радуги, разбросанные покомнате и вот-вот готовые превратиться в дневные и вечерние туалеты, амазонки ипеньюары. Девушка чувствовала себя портновским манекеном, единственноеназначение которого – выстаивать без отдыха часами и позволять тыкать в себябулавки и вертеть во все стороны, пока герцогиня подвергала каждое платьевнимательному осмотру, нещадно критикуя любое движение и жест Александры.

Все это время она постоянно просила разрешения поговорить сбудущим мужем, но Рамзи с каменным лицом неизменно уведомлял ее, что у «егосветлости неотложные дела». Иногда девушке удавалось увидеть Джордана вбиблиотеке, занятого беседой с незнакомыми джентльменами. Им с Мэри Элленприносили еду в спальню, а герцог явно предпочитал более интересное обществобабки. Похоже, он просто не желал обременять себя видом Александры.

Девушка с каждой минутой становилась все более усталой,раздражительной и – к собственному ужасу – испуганной. Мать с дядюшкой Монтибыли все равно что навеки для нее потеряны. Хотя они, вероятно, жили вгостинице всего в нескольких милях отсюда, посещать Роузмид им было запрещено.Будущая жизнь представлялась ей глубокой темной пропастью, где ее лишат прававстречаться с родными, подругами и даже престарелыми слугами, бывшими еедрузьями с самого детства.

– Да это просто жалкий фаре! – сообщила Александра МэриЭллен, в бессильной ярости топая ногой и награждая уничтожающим взглядом швею,только что закончившую подравнивать подол ее лимонно-желтого муслиновогоплатья.

– Постойте хоть минуту спокойно, юная леди, и прекратитеустраивать спектакль! – ледяным тоном велела герцогиня, входя в комнату. Всеэто время она не сказала Александре ни одного доброго слова, если не считатьтого, что постоянно критиковала, наставляла, приказывала или поучала.

– Спектакль?! – взорвалась девушка, чувствуя, как ярость, живая,горячая, долгожданная, вырывается наружу буйной волной. – Если вы считаете этотеатральным представлением, подождите, пока не выслушаете все, что я должнасказать!

Герцогиня повернулась, словно намереваясь покинуть комнату,и этот величественный жест оказался последней каплей – терпение девушкилопнуло.

– Я прошу вас задержаться на минуту, мадам, и позволить мнедоговорить.

Герцогиня молча подняла тонкие брови. Невероятноевысокомерие этой застывшей фигуры так обозлило Александру, что голос ее задрожал.

– Будьте добры передать своему невидимому внуку, что ни окакой свадьбе не может быть и речи, а если он все-таки предпочтет появиться,пошлите его ко мне, я сама попытаюсь все ему объяснить!

Боясь, что сейчас зальется слезами, над которыми старухалишь поиздевается, она выбежала из комнаты на балкон и спустилась вниз.

– Что мне сказать его светлости, – спросил дворецкий,открывая ей дверь, – если он осведомится о вашем местопребывании?

Девушка, на миг остановившись, взглянула ему в глаза и незадумалась передразнить его изысканную речь:

– Сообщите ему, что у меня неотложные дела!

Целый час она бродила по розарию, и за это время истерикаулеглась, превратившись в стальную решимость. Девушка раздраженно сорвалапрелестный бутон, поднесла к носу, вдыхая нежный аромат, и стала рассеяннообрывать лепестки, занятая невеселыми мыслями. Нежные розовые хлопья медленноскользили по юбке и падали на землю, присоединяясь к белым, красным и желтым, которыедо этого уже успела уничтожить Алекс.

– Судя по тому, что сказал Рамзи, вы, кажется, чем-тонедовольны? – раздался за спиной глубокий невозмутимый баритон.

Александра в полном изумлении повернулась, но облегчение оттого, что она наконец может поговорить с Джорданом, мгновенно сменилосьнарастающей паникой, которую она безуспешно старалась подавить все эти дни.

– Я недовольна всем.

Его веселый взгляд скользнул по горе розовых лепестков.

– Включая розы, вероятно, – заметил Джордан, чувствуянекоторую вину из-за того, что совершенно игнорировал ее последнее время.

Александра проследила за его взглядом, побагровела отсмущения и с некоторым раздражением пробормотала:

– Розы прекрасны, но…

– …Но вам не понравилось, как они выглядят, если вселепестки на месте, не так ли?

Сообразив, что ее втягивают в бессмысленный разговор оцветах, когда на карту поставлена вся жизнь, Александра выпрямилась и, неповышая голоса, твердо объявила:

– Ваша светлость, я не собираюсь выходить за вас замуж.

Джордан сунул руки в карманы и с легким любопытствомуставился на девушку.

– В самом деле? Почему же? Пытаясь собраться с мыслями,Александра дрожащей рукой пригладила темные локоны, и Джордан, невольно отметивбессознательную грацию этого жеста, впервые присмотрелся к ней. Солнечноесияние зажгло ее волосы, играя В них золотистыми отблесками, и превратило ееглаза в ошеломляюще прекрасные бирюзовые озера. Желтое платье красиво оттенялосливочно-белую кожу и нежный румянец.

– Не будете ли вы так добрая – страдальчески попросилаАлександра, – перестать смотреть так непристойно-оценивающе, будто хотитеразобрать меня по косточкам и обнаружить все мои недостатки!