– Никаких, значит?

– Арсений, что ты хочешь, чтобы мы сказали?

– Я хочу знать, куда из конторы мог подеваться проклятыймакет? Я хочу знать, что именно мы скажем заказчику. Я хочу знать, ктопоследний с ним работал.

На последний вопрос ответить было проще всего, и Марат ответил:

– Федька работал. Он макет увез, а меня попросил хвосты заним подчистить. Я “Русское радио” делал, вечером стал смотреть, а макета нет.

Предположение о том, что Федор, уехав с работы, зачем-то“убил” на всех компьютерах все версии своего макета, было диким и невозможным.Если не Федор, то кто? И зачем? Зачем?!

Кажется, совсем недавно Троепольский уже задавал себе этисамые вопросы – кто и зачем?

Преодолевая себя, он выдвинул легкое вращающееся кресло,все-таки сел на Федино место и, как давеча Сизов, тоже сыграл на клавиатурегамму, сначала в одну, потом в другую сторону. Полина пристально смотрела наего пальцы.

Не надо было спать с ним.

Ты же все про себя знаешь. Он уже забыл, а ты теперьнаворотишь черт знает чего и будешь вылезать из этого, и не вылезешь никогда, ирешишь “вышибать клин клином”, как уже было однажды. Только клинья никуда негодились, ничего нельзя было ими вышибить. Троепольский был слишком… не похожна всех остальных известных ей мужчин, чтобы отделаться от него с помощью каких-топримитивных клиньев. Она потихоньку восхищалась им и – вот что странно! – приэтом видела насквозь.

Он упрям и чудовищно самоуверен. Он искренне полагает себягением от дизайна – и следом за ним так полагают все окружающие, от самыхпоследних журналистов до самых больших бизнесменов. Он все делает по-своему. Онникому не позволяет контролировать себя и свою драгоценную работу – несколькораз таким образом он упускал очень выгодные заказы только потому, что глупыезаказчики непременно хотели знать, что именно станет ваять для них Троепольскийна их же собственные деньги. Без работы он моментально становился раздражителени зол. Во время работы он не видел и не слышал ничего вокруг. Тех, кто непризнавал его дизайнерских заморочек, а его самого гением, он попросту незамечал. Ему некогда было тратить время на дискуссии с коллегами иконкурентами, на получение премий, на участие в церемониях, и он не тратил, неполучал, не участвовал. Ему недосуг было купить машину – и он не покупал, хотявсе вокруг время от времени произносили какие-то правильные слова, вроде“статус” и “положение о бязывает”. Его репутация была надежной, как депозитарийшвейцарского банка, и терялась в заоблачных высотах, как Джомолунгма. Онискренне считал, что нет таких денег, которые нельзя было бы заработать. Он неверил ни во что и ни в кого, кроме себя, и был абсолютно убежден, что сможетпеределать этот мир так, чтобы он стал для него максимально удобен.

Он эгоист, трудоголик и гордец, каких мало. У негоандалузские глаза, блестящие черные волосы, достававшие почти по плеч, ипривычка сидеть в кресле, по-турецки скрестив ноги. Ему нельзя возражать и сним бесполезно спорить – он все равно не услышит. Просвещенный монарх.

Зачем она в него влюбилась, идиотка? Он не годится для жизни,он годится только для работы – той самой, которую он придумал себе девять летназад, когда никаких таких работ еще не существовало в природе. Дизайнерсайтов! Параллельно и перпендикулярно он занимался еще десятком разнообразныхвещей – вроде промышленного и еще какого-то дизайна, разработкой сложныхпрограмм, еще он рисовал немного, придумывал обложки для журналов и кофейныекружки для конторы с необыкновенными ручками – шалил. И был совершенно,совершенно непригоден для жизни, Полина прекрасно об этом знала. Еще она знала,что озеро Байкал – самое чистое в мире, ну и что? Ничего. – Арсений? – М-м?

– Что ты ищешь?

– Я ищу какие-нибудь следы уралмашевского макета, – ответилон любезно. – А ты что думала? Золото?

Ничего такого она не думала, просто знала, что следов он ненайдет.

Конечно, он ничего не нашел.

Тогда он оторвался от монитора, выдвинул все шесть ящиковФединого письменного стола и принялся последовательно выгружать на пол ихсодержимое. Марат переглянулся с Полиной, снизу вверх кивнул ей и тихоньковышел, прикрыв за собой дверь.

Ему нужно было кое-что выяснить. Ему непременно нужновыяснить, кто допоздна оставался в конторе накануне Федькиной смерти, а ктоуехал раньше. Ему нужно подстраховаться, а он все никак не мог придумать, какэто сделать.

Троепольский все выгружал справочники, проспекты, словари,растрепанные журналы – среди “Electronic Letters”, “Nature” и “Science” попалсявдруг “XXL – хороший мужской журнал”, – какие-то распечатки старых проектов, окоторых он сам давно позабыл. Потом, тяжеловесно громыхая, из-под пальцевпокатилась банка растворимого кофе – Троепольский быстро и виновато усмехнулся,– кодаковский пакет с фотографиями, диски в пластмассовых конвертах, диски вкоробках, пакетиках и вообще без коробок и пакетиков.

Полина сунула под мышку свою суперсобаку, присела накорточки и стала рассматривать журналы. – Там макета точно нет, – сухо сказалТроепольский, и она ничего не ответила.

Федина жизнь, вывернутая на ковер, производила странное иболезненное впечатление – как будто без согласия хозяина они вторглись в еголичный, интимный мир, как мелкие отвратительные жулики, а он не может прийти идать им за это по шее! А они… пользуются этим.

– Ничего не понимаю, – пожаловался Арсений, выпрямился исцепил на затылке руки. – Ты что-нибудь понимаешь, Полька?

Она понимала, но сказать не могла, как китайская хохлатаясобака Гуччи.

Троепольский покачался в кресле туда-сюда, наклонился,потянулся и выудил из кучи бумаг на полу разноцветный кодаковский пакет. Напакете были изображены счастливые до идиотизма люди на роликовых коньках. Тоже,наверное, какой-нибудь умник придумал, вроде того, что решил “взять качество заправило”.

Идиоты на картинке Троепольского раздражали, и он перевернулпакет другой стороной. Фотографии веером разлетелись по столу – довольно много.Он стал смотреть по одной. Подошла Полина и тоже стала смотреть из-за егоспины. Гуччи часто дышал ему в ухо.

На всех фотографиях был примерно один и тот же сюжет,близкий по идиотизму изображенному на пакете. Федя Греков на фоне разныхпейзажей и ландшафтов обнимался с какой-то девицей. Иногда девица позировала вгордом одиночестве. Иногда в одиночестве позировал Федя. Неописуемая красота.

– Кто это, ты не знаешь? – спросил Троепольский,рассматривая девицу. Полина отрицательно покачала головой. Он не мог этоговидеть, но почему-то понял.

– Племянница, что ли?

– Нет, племянницу я видела. Это не она.