– Да где она, пробка-то?!

И вправду, Тверская ехала как-то подозрительно быстро –мэра, что ли, ждали или еще кого? Гаишников было пруд пруди, за каждым углом.

Марат, обеспокоенный отсутствием пробки и тем, что Белошеевоказался прав, старательно закурил и независимо посмотрел в окно. Они жили всоседних подъездах и возили друг друга на работу по очереди. Когда за рулем былБелошеев, руководил Марат.

Когда за рулем был Марат, руководил Белошеев. Каждый из нихискренне полагал, что ездит лучше другого.

Переулок был перегорожен металлическими турникетами, но затогаишник в некотором отдалении проверял чьи-то права, следовательно, оставаласьнекоторая надежда на то, что он не метнется следом за “десяткой”, если тапротиснется в узкую щель между турникетами и высоким бордюром Центральноготелеграфа. Белошеев прицелился, придавил тормоз и выкрутил руль. “Десятка”протиснулась, гаишник посмотрел издалека, поднял было палку, но передумал ивновь уткнулся в права.

– Вот и все дела, – сказал Белошеев с некоторымпревосходством, – а ты: “Поворачивай, поворачивай!..”

Марат пожал плечами.

– Не знаешь, шеф приехал?

Марат опять пожал плечами, но уже не так равнодушно.

Они сильно опаздывали, и Троепольский спустит с них шкуру,если приедет раньше. Они и так в последние дни почти не работали – все только“перекуривали последние новости”, а Марат еще придумывал ходы и заходы, как быему “зацепить” Федину племянницу, тягостно поразившую его воображение. Телефону нее он так и не заполучил и теперь придумывал, как бы предложить ей помощь –ведь наверняка понадобится помощь, после того, что… случилось с Федькой! Лерапроизвела на Марата именно такое впечатление, которое красивые и юные женщинывсегда производят на подготовленных мужчин. Марат был вполне подготовлен –предыдущую барышню он бросил месяца полтора назад, а пред-предыдущая бросилаМарата сама, и ту, вторую, он завел с досады, только чтобы насолить первой, исразу знал, что в качестве постоянной подружки она не годится. Леру Грековуневозможно было даже сравнить ни с первой, ни со второй – Голливуд, НикольКидман, весенний показ мод в Париже, номинация на “Оскар”, Коко Шанель, чертвозьми!..

– Ты чего вздыхаешь?

– Я не вздыхаю.

– Вздыхаешь.

– Не вздыхаю я!.. А он наверняка злой приедет, после КПЗ-то!

Белошеев искоса посмотрел на Марата – в гневе их“просвещенный монарх” был страшен и непредсказуем.

– Да как пить дать.

Повисла пауза. Белошеев искал, куда бы втиснуть машину.

– А у меня уралмашевский макет пропал, – признался Марат изадавил в пепельнице сигарету.

– Как пропал?!

– Да так. Нету.

– Как нету?!

– Иди ты на фиг! – обозлился Марат. – Нету, и все. ЯСветловой три дня назад сказал, что его нету, только ей не до меня было.

– И не до Уралмаша, – поддакнул Белошеев, – она по шефуубивалась.

Почему-то его поддакивание только обозлило Марата.

– Да при чем тут она-то?! Не она же за него отвечала!

– За кого?

– Да за макет!

– А кто за него отвечал?

– Федька, кто, кто!

– Федька, – задумчиво проговорил Белошеев, – больше ни зачто не отвечает.

Марат промолчал. Машина стояла недалеко от проходной – можновылезать и отправляться на работу, но они сидели. В контору им совсем нехотелось.

– Покурим?

– Ну давай покурим, что ли!

Они достали сигареты – каждый свою пачку – и глубокомысленноприкурили, каждый от своей зажигалки.

– Так чего с макетом-то? – осторожно поинтересовалсяБелошеев.

– Пропал, – ответил Марат и независимо посмотрел в окно. –Черт его знает. Он почти готов был. Федька домой в тот день поехал как раз егододелывать.

– И чего?

– А меня кое-что подчистить просил.

– Ты подчистил?

– Да нет! Я до вечера с машинками ковырялся, а потом… потомхотел Уралмаш посмотреть, а его нету.

– Н-да, – сказал Белошеев. Все это звучало на редкость дико.– И на дисках нет?

– Да не знаю я! Может, у шефа в компьютере есть, но я у негоне спрашивал!

Саша Белошеев примерно представлял себе, что сделается сшефом, если спросить у него, нет ли в его компьютере почти готового Фединогомакета, который исчез неизвестно куда из всех остальных компьютеров конторы!

– А… Светлова что сказала?

– А Светлова вообще этим макетом не занималась! Онамашинками занималась, ты же знаешь!

– А Сизов?

Марат решительным щелчком отправил в окно сигарету и сталвыбираться из машины – все равно придется идти сдаваться, чего теперь тянуть!Перед смертью не надышишься, говорили у них в конторе, когда шеф был особеннозол и собирал народ на совещание! Кроме того, может, он еще и не приехал,шеф-то!

Саша Белошеев посмотрел Марату в спину. Он знал о том, чтомакет пропал, уже давно. И помалкивал – ему знать об этом не полагалось, и онвроде как бы и не знал. Он был уверен, что после Фединой смерти никому не будетникакого дела до уралмашевского макета, – и ошибся. Странно. Он редко ошибался.Федина смерть произвела на него ужасное впечатление – он был слишком молод,слишком уверен в себе и в жизни, он еще никого не хоронил, ни близких, нидальних, и в голове у него не укладывалось – как это?

Вот был Федька Греков – странный, веселый, гениальный. Часыу него вечно останавливались, сигареты всегда кончались, он все терял, забывал,упускал, но его картинки были сказочной красоты. Троепольский только похрюкивалвосторженно, когда смотрел его работы, даже замечаний почти не делал! А теперьнет никакого Федьки Грекова, и где он – неизвестно. Саша Белошеев все-таки доконца не понимал, как это – умер.

Федя Греков не умер. Его кто-то убил. Никто не знает, ктоего убил, и не узнает никогда, Саша был в этом совершенно уверен.

Спине стало холодно под модным норвежским свитером с моднымнорвежским узором, и он вдруг засуетился, отшвырнул ремень, полез в “бардачок”,хотя ничего ему не было нужно, двинул ногой и старательно отряхнул джинсовуюколенку. Марат отошел довольно далеко и не мог подсмотреть и подслушать, чтоделается в голове у Саши Белошеева. Это невозможно подсмотреть и подслушать,даже если раскроить череп на две неровные части, как кокосовый орех, – снаружинемного коричневой шерстки, внутри все белое, вылезающее острыми костями, а ещеглубже черное и красное месиво, бывшее когда-то центром человеческого существа.