– Пошел отсюда.

– Ты смотри не упади, – пробормотал Федя виновато, и Сизовопять сказал, чтобы тот шел, но уже другими словами.

Федя еще некоторое время топтался рядом, словно соображал,не надо ли оказать Сизову экстренную медицинскую помощь.

– Я тебя предупредил. Ты… это учитывай. Сизов, кашляя,распахнул входную дверь. Все это было смешно – даже подраться как следует онине умели!

Федя еще помаялся немного, а потом ушел, Сизов долго слышалего топот и тяжкие слоновьи вздохи.

Он никогда не думал, что все сложится так погано. Он вообщене любил сложностей, вернее, не признавал их. Даже от женщин, которымнепременно хотелось сложностей, он моментально избавлялся – так, чтобы потомего ни в чем нельзя было обвинить и навязать еще немного этих самых сложностей.

Впервые в жизни он не знал, что ему делать дальше. Федькавсерьез решил ему мешать, и уже было понятно, что на этот раз обойтись без“сложностей” ни за что не удастся.

Троепольскому рассказать нельзя. Бросить все тоже никакнельзя, да и что-то похожее на мужскую гордость в нем взыграло. Броситьозначало бы подчиниться, сделать так, как приказал ему Федька, и Сизов вдругрешил, что одновременно это означает потерять уважение к себе. Хоть бы даже изупрямства он должен стоять на своем.

Все выходные он бесился, вспоминая постыдную сцену спартнером, и к понедельнику так обозлился, что не знал, как теперь пойдет наработу – ему казалось, что, завидев Федю, он немедленно даст ему по физиономиии получится еще одна отвратительная сцена. Даже хуже, потому что у всех на глазах.

Федю он отчаянно ненавидел. От ненависти сохло во рту.

Дать ему по физиономии Сизову не удалось. Федя скакал поконторе, всем совал в нос свой новый макет, целовал распечатки, прижимал их кгруди – в горильих глазках горели восторг, умиление и радость жизни.

– Гриня! – прогремел Федя как ни в чем не бывало, едвазавидев Сизова. – Ну, ты только посмотри, какой красавец! И всего за один день,прошу заметить! Вот что значит вдохновение! Вот что значит гений! Гений – этоя, – пояснил он высунувшейся на шум новой секретарше Шарон Самойленко.

Тут Федя поцеловал Шарон – та отшатнулась и спряталась,потом поцеловал макет и вознамерился было поцеловать и Сизова, но тот Фединуфизиономию оттолкнул и прошел к себе.

Федька бушевал еще недолго, а потом затих.

А потом его убили.

Больше он Сизову не мешал. Больше Сизову никто не мешал.

Об этом никто не должен узнать – о том, чего не знал никто,кроме Феди, о том, что Сизов даже придумывал, как ему избавиться от полоумногопартнера, о том, что Федя приходил к нему и они почти подрались.

Сизов смотрел в монитор и думал.

Узнать об этом проще простого. Когда Федька топал полестнице, на площадке находилась пенсионерка Сидорова Тамара Петровна. Понескольку раз в день она выносила свой пенсионерский мусор и подолгу торчала наплощадке, хотя ничего хорошего там отродясь не было. Таким образом ТамараПетровна всегда была в курсе всех соседских дел – кто спал и громко храпел, ктолюбовью занимался, кто по телефону ругался, а кто, как Сизов, участвовал впотасовке.

Если ментам придет в голову расспросить Сидорову, она всевыложит и счастлива будет, что кому-то понадобились ее “сведения”. А если этопридет в голову еще кому-то… не ментам, тогда дело плохо. Совсем плохо.

Нужно их опередить или придумать что-то такое, что отвело быот него все подозрения – раз и навсегда. Кажется, в кино это называется“алиби”.

Три дня он ждал звонка, потом позвонил сам. Мобильный неотвечал, к домашнему никто не подходил. Рабочего он не знал.

Подозрения, одно хуже другого, вдруг заняли все свободноеместо в его голове и стали грызть висок и лоб, и от этих подозрений и страхаСизова как будто все время выворачивало наизнанку. Он ловил свое отражение вовсех полированных поверхностях, чтобы убедиться, что у него все на месте –лицо, шея, руки.

Приехал Троепольский, и Сизов полдня прятался от него,потому что, в отличие от всех полированных поверхностей, вместе взятых, шефмоментально “отразил” бы вывернутого наизнанку Сизова.

На собрании он сидел далеко, смотрел в монитор лэп-топа,усмехался загадочно, это всегда помогало. И даже специально вылез с какими-тоумными вопросами, чтобы отвлечь шефа от себя.

Потом Троепольский велел ему зайти, и он совсем упал духом,но что-то случилось – Полина осталась в Федькином кабинете, а шеф побежалкуда-то, потом вернулся и потребовал у нее ключи от машины, и она побежала заключами, и невиданная собака затявкала тоненьким гнусным голосом, и Маратпредложил громко:

– Давай я тебя отвезу!

Но Троепольский только отмахнулся.

Объяснение откладывалось, и Сизов был рад передышке.

Нужно было что-то придумать, а он не мог. Ничего не придумывалось.

* * *

– Вы знаете, кто это сделал?

– Нет, – честно ответил Троепольский, очень стараясь непялить на нее глаза, так она была красива. Гораздо красивее, чем положено бытьобыкновенному человеку.

Кажется, она рассердилась и не поверила ему.

Ноздри раздулись, и тонкие бледные аристократические пальцыстиснули кофейную ложечку. Троепольский отвернулся и посмотрел на официантку всинем переднике. Официантка была замученной и очень молоденькой и бегло емуулыбнулась.

– Что-нибудь еще?

– Пока нет, спасибо.

– Как вы можете не знать! – шепотом воскликнула Фединаплемянница, переждав официантку. – Его убили… из-за работы!

– Почему из-за работы?

– Потому что он больше ничем не занимался! Он только и делал,что ходил на работу!

– Лера, – сказал он, чуть споткнувшись на ее имени, – нанашей работе нет ничего такого, из-за чего можно было бы убить. По крайнеймере, я ни о чем таком не знаю.

– Вы не знаете, а Федю убили!

– Да, – согласился Троепольский.

– А милиция? К вам приходила милиция?

– Я провел в камере последние три дня, – сообщилТроепольский. – Милиция как раз уверена, что вашего дядю прикончил я.

– Вы?!

– Я его нашел. В этом все дело. Я их вызвал. Они приехали и…арестовали меня.

– Ужас какой, – пробормотала Лера. – А это… правда не вы?

Он глянул ей в лицо, а потом опять по сторонам, чтобы чутьуспокоиться.