– Это не я, – сказал он наконец. – И я правда не знаю, ктомог это сделать, но я обещаю вам, что найду его.

Она смотрела на него с таким страхом, что он вдругзаподозрил неладное.

– А вы? Не знаете, кто его убил?

– Нет! – крикнула она все тем же придушенным шепотом. – Язнаю, что из-за работы! И… и все!

– Он говорил вам что-то?..

– Он никогда и ничего не говорил про работу! – перебила онаего. – Он только говорил, что вы гений, и все.

– Это нам и так известно, – пробормотал он, и племянницаулыбнулась, став примерно раз в сто пятьдесят краше. А может, в сто восемьдесятсемь.

“Что же теперь делать-то, – жалостливо подумал Троепольский.– Как теперь быть?!”

– И маму не слушайте, – попросила она, шмыгнула носом ивытянула из-под чашки салфетку. В этом движении было что-то очень трогательное,детское, непосредственное. Он полез в карман и достал носовой платок. Леравзяла платок и потерла нос. – Маму нельзя слушать. Она у нас…неприспособленная. Она всегда такая была, на Федю только надеялась, а теперь нена кого надеяться.

– Конечно, мы поможем, – неожиданно для себя пообещалТроепольский, – вы маме передайте, чтобы она не убивалась из-за похорон и всегоостального.

Лера вдруг ожесточилась.

– Нам не надо помогать. Мы сами справимся. Мне только оченьнужно знать, кто его убил.

– Мне тоже, – признался Троепольский. – Но пока я не знаю.

Из-за ее необыкновенной, сказочной, невсамделишной красы онстал медленнее соображать, мысли загустели и стали похожи на малиновое варенье– сладкие и темные. Все это было странно – настойчивость, с которой онаубеждала его, что Федю убили “из-за работы”, и ее уверенность в том, чтоАрсений должен знать, кто убил ее дядю, и срочность этого свидания. Но он всеувязал в своих малиновых мыслях, а вокруг шумело переполненное московское кафе“в центре”, и музыка гремела, и телефоны трещали, и машины медленно ползли загромадными стеклами, и официантки разносили кофе и треугольные ломти сказочныхтортов – и этот гам не позволял ему додуматься до чего-то определенного.

Еще ему хотелось пригласить Леру на свидание и почему-токазалось, что это очень глупо. Глупее ничего не придумаешь.

Троепольский посмотрел в окно и подвинулся на алюминиевомстуле “с подушечкой”, подтянул длинные ноги.

– Лера, вы часто виделись с Федей?

– Ну конечно! – ответила она с досадой. – Он только и делал,что меня контролировал! Он по три раза в день звонил!

– Зачем?

– Ну-у… – она поболтала ложкой в остывшем кофе, – ему всеказалось, что я маленькая, он боялся, что я глупостей наделаю.

И она улыбнулась грустной улыбкой, от которой Троепольскийвпал в полное уныние.

– Каких… глупостей?

– Знаете, Арсений, мне кажется, он переживал, что я станупохожа на маму, а он этого не хотел.

Троепольский тоже был бы опечален, если бы Лера оказаласьпохожей на свою маму, даром, что он эту самую маму видел полтора раза в жизни.Зато сегодня он разговаривал с ней по телефону.

– Это касалось… вашей работы? Она не поняла:

– В каком смысле?

– Он хотел, чтобы вы работали?

– Как вы деликатно это сформулировали! – сквозь зубывыговорила она и посмотрела вызывающе. – Да, мы все сидели у него на шее. Имама, и бабушка, и тетя Вера, и я. Ну, так получилось! Я зарабатываю мало.Бабушка болеет, тетя за ней ухаживает, а мама… Мама просто неприспособленная!

Троепольский понимающе покивал. Он терпеть не мог тунеядцеви тунеядок и искренне считал, что человек, который не работает, вообще нечеловек, а просто биологическая субстанция.

– Вы не думайте, у нее хорошее образование. Университет,филфак. Просто она не нашла себя.

– А искала?

– Она работала учительницей, но недолго. Потом познакомиласьс папой, когда родилась я, папа умер, а я осталась. На работу она больше невернулась.

– Но вы ведь уже давно взрослая девочка, – неторопливосказал Троепольский, – вас не надо кормить кашей шесть раз в день. Или сколькораз в день кормят младенцев?

Варвара Лаптева, которая шесть раз в день кормит мальчикавесом четыре килограмма и ростом – пардон, длиной! – пятьдесят четыресантиметра, вдруг вспомнилась ему, и он подумал виновато, что так и не позвонилей. Ей не позвонил и ее мужу не позвонил, а муж “большой миллионэр”, какговорят перебравшиеся на Брайтон одесситы, он сам слышал!

– Я не знаю, сколько раз в день кормят младенцев, – ожесточенносказала Лера, – но маме всегда было трудно с детьми. Кроме того, у нее слишкомхорошее образование, чтобы работать… никем. Вот у вас какое образование?

– У меня, Лера, его и вовсе нету, – поделился сокровеннымТроепольский, чем поразил собеседницу до глубины души.

– Как?!

– Так получилось.

– У вас… нет диплома?!

– Нет, – покаялся Троепольский. – Нету у меня диплома.Можете себе представить?

Тут Лера совершенно растерялась, и это было так забавно, чтоон улыбнулся потихоньку – чтобы она не оскорбилась.

– А как же вы работаете?

– Все равно тому, что мне нужно для дела, не учат ни в одноминституте. Нет таких институтов.

– А тогда откуда?..

– Из книг, – перебил он ее. – На самом деле образование –это только чтение книг. Или ты умеешь читать, или не умеешь. Ходить для этого внекое место, где тебе говорят, что именно нужно читать, вовсе не обязательно.

– А… вам кто говорил, что нужно читать? Или вы вот так сразувсе знали сами?

– Сначала родители говорили. Они у меня очень образованныелюди. Потом я стал выбирать сам, а они мне просто не мешали.

Лера никак не могла осознать, что человек напротив –блестящий, насмешливый, знаменитый, склоняемый в “правильных” журналах, вроде“Власть” и “Деньги”, и “правильных” телепередачах, вроде “Времена” и “Свободаслова”, – только что признался ей, что он “необразованный”, да еще так легко!

Или он… шутит?

И она спросила:

– Вы шутите?

– Я три года проучился в университете, на журналистике.Потом ушел, потому что это пустая трата времени на болтовню и ненужные книги.Мне жалко времени. Мне ничего так не жалко, как времени.

Выходит, не шутит.