– Да, – вздохнула Ира, – десятьбаксов твои.

– В чем дело? – спросила я.

Лиза ткнула себя пальцем в грудь.

– И теперь ничего не замечаешь?

Тут только я обратила внимание, что еще утромплоская, как доска, Лизавета обзавелась роскошным бюстом размера третьего, неменьше.

– Как ты этого достигла?

Девчонки захихикали и показали специальныйлифчик, в чашечки которого были вложены силиконовые прокладки. Да, далеко зашелпрогресс. Помнится, наши консерваторские девицы, стремясь поаппетитнейвыглядеть, напихивали в бюстгальтер вату.

– А где собаки?

– С Кирюшей гуляют.

– Он пошел один? С Рейчел, Мулей,Адой и Рамиком? Со сломанной рукой?

– Мы волосы красили, – обиделасьЛиза, – я ему сказала: подожди, сейчас высушу и пойдем, а он убежал!

Странно, однако, обычно мальчик гуляет водворе, но сегодня перед подъездом никого не было.

В задумчивости я вошла в спальню, влезла вхалат и с опаской глянула на балкон – никого, надо бы попить чаю да лечь вкровать. Только куда подевался Кирюша? В этот момент прозвенел звонок.Обрадованная, я распахнула дверь, не поглядев в «глазок». Все собаки, отчаяннотолкаясь, влетели в квартиру и, оставляя повсюду черные, грязные следы,понеслись на кухню, за ними, словно вожжи, волочились поводки.Я разозлилась. Мы никогда не разрешаем собакам врываться домой с грязнымилапами. У входной двери специально приделаны крючки, на них привязываютсяповодки, и члены стаи покорно ждут, пока их по одному пригласят в ванную дляобмывания животов и лап.

– Кирюша! Ну какого черта ты ихспустил, – крикнула я и тут увидела, что паренек, пришедший с псами, насамом деле Сережа Боков из тридцать девятой квартиры. – Сережа? –удивилась я. – А где Кирка?

– У булочной лежит, – спокойноответил подросток.

– Как лежит? Зачем?

– Похоже, ногу сломал!

Вне себя от гнева и страха, я выскользнула изхалата, нацепила куртку и понеслась к булочной. За мной, еле-еле поспевая науродских платформах, ковыляли плачущие Ира и Лиза.

Но возле кондитерской никого не было. Мыпритормозили, я принялась оглядываться, девицы перестали рыдать. И тодело, зачем пускать сопли, когда еще не ясно, что к чему, может, Сережа такпошутил, хотя первое апреля уже позади…

– Эй-эй! – крикнула в приоткрытуюдверь толстая женщина лет шестидесяти. – Мальчика ищете? Он у нас, кдиректору в кабинет втащили.

Чуть не столкнувшись лбами, мы с девчонкамиринулись внутрь. В маленькой комнатке на диване «Малютка» как-то непо-человечески отставив правую ногу, полулежал Кирюшка.

– Лампа, – сказал он, увидев моеперекошенное лицо, – только не бей меня, как всегда, палкой от швабры поголове.

От возмущения у меня пропал голос, и я простооткрывала и закрывала рот, как гигантская рыба. В негодование пришла изаведующая хлебным магазином, простоватая тетка лет пятидесяти в чудовищнойярко-красной кофте с люрексом.

– Не волнуйся, детка, – утешила онаКирюшку и набросилась на меня, словно змея на жабу: – Как только нестыдно! Выгнать больного ребенка, со сломанной рукой, одного, в гололед гулятьсо сворой собак! Мы прямо онемели, когда он тут шлепнулся.

– Но меня даже дома не было…

– Бедный мальчик, – неслась дальшебулочница, – нет на вас теперь отделов народного образования, вот бы наслужбу сообщили, как с сыном обращаетесь!

– Я не работаю…

– Понятно, – фыркнула тетка.

– Дома были девочки, они…

– Вот эти? – поинтересовалась баба иткнула пальцем в Лизу и Иру. – Вот эти?

– Да.

– Как вам не стыдно, – завиладиректриса новый виток скандала, – размалевались, раскрасились,разоделись, а братишку на улицу выгнали больного…

– Он нам не брат, – хором возмутилисьдевицы, – просто мы живем вместе.

– Значит, сироту обижаете, –резюмировала баба, – то-то гляжу, девки разодеты, а у паренькакуртешка-обдергашка.

– Она мне никогда ничего непокупает, – фальшиво всхлипнул Кирюша и, закрыв лицо рукой, сделал вид, чторыдает.

– Прекрати, идиот, – обозлилась Лизаи треснула Кирку по затылку.

Как правило, после такого обращения Кирюшамоментально дает Лизавете сдачи или ухитряется, повалив ее на пол, сесть сверхус громким воплем: «Ио-хо-хо, победа!»

Но сейчас он весь сжался и запищал:

– Лизонька, пожалуйста, не бей, теперьбуду не только кровать за тобой убирать, но и всю комнату.

Заведующая побагровела, но тут в комнатенкувошел врач – оказывается, продавщицы вызвали «Скорую помощь».

В споро подпрыгивающем на ухабах «рафике»Кирка прижался ко мне и сказал:

– Ну, здорово всех разыграл?

– Здорово, – вздохнула я, –только нам теперь в эту булочную не зайти, придется на проспект бегать.

– Ты урод, – припечаталаЛиза, – да я чуть со стыда не сгорела.

– Только не бей меня, – запищалКирюшка и расхохотался. – Ну погоди, домой вернемся, я за оплеуху отомщу!

– Вовсе нет, – хмыкнула Лиза и сразмаху треснула Кирку по шее.

– А, вот ты как! – завопил мальчик ипихнул Лизавету.

Та с грохотом свалилась между носилками исиденьем.

– Прекратите немедленно, – зашипелая, – нас сейчас высадят. И потом, Кирюша, тебе что, совсем не больно?

– Нет, – веселился мальчик, –только идти не могу.

– Чего ты такой радостный? – невыдержала Ирина.

– Ха! – выкрикнул Кирка. –Прикинь, как повезло, нога-то правая.

Секунду мы обалдело молчали. Потом япоинтересовалась:

– Ну и что? Ты же не ногами пишешь?

Но Кирюшка в полном восторге от создавшегосяположения вскрикивал:

– Мы в Филатовскую едем?

– Да.

– Там памятку по уходу за ребенкомдавали?

– Да.

– А что в ней написано?