Время, характер, обстоятельства отслеженного пребывания Ленина в Берне упорно наводят на мысль о работе 3-го ВК над планами на весну 1917 г. Зная пристрастие соответствующих германских ведомств (посольства, Министерства иностранных дел, «отделения политики») к памятным запискам, можно предположить, что Ленин в рабочие часы 28 и 29 декабря 1916 г. вел переговоры с послом и/или военным атташе, а ночью составлял для передачи ВК или берлинскому тыловому учреждению Генштаба через главу миссии программу или записку, в которой излагал свои соображения и планы по началу и ведению революции и гражданской войны в России в течение будущего года. Его устные и/или письменные разъяснения, вероятно, настолько отвечали ожиданиям немцев, что ему тотчас открыли счет в Цюрихском кантональном банке, чтобы он снимал оттуда необходимые для осуществления его планов средства. Члены организации «Брут», следившие для российского военного атташе генерал-майора Голованя за русскими пораженцами в Швейцарии, видимо, усмотрели в данных обстоятельствах доказательство того, что «Владимир Ильич Ленин — подкуплен немцами»[2053]. Но Ленин не в бернском посольстве заключил «свой постыдный пакт с врагами»[2054] России. Там он, скорее, подтвердил заключенный перед началом войны в Берлине договор об углубленном сотрудничестве с Людендорфом на условиях 3-го ВК. В отличие от других возникших или приобщенных к делам в германском посольстве в Копенгагене, в Министерстве иностранных дел и в тыловом учреждении Генштаба записок (например, Парвуса и Кескюлы), документального следа пребывания Ленина в бернском посольстве в немецких досье не осталось. Однако отсутствие среди сохранившихся документов бернской записки Ленина о стратегических целях его партии на 1917 год или служебной заметки о ней посла либо атташе не может служить доказательством, что отчет Бинта — «фальшивка». По понятным причинам все их следы раньше или позже могли быть стерты из немецких архивов.

Косвенное доказательство подлинности отчета Бинта дают последствия его наблюдения за Лениным: в феврале 1917 г. один швейцарский суд возбудил против Анри Бинта и его агентов дело по обвинению в разведывательной деятельности против Германии на швейцарской территории![2055] Напрашивается вывод, что либо за Лениным, для его защиты, регулярно присматривали агенты Вальтера Николаи, либо он сам рассказал в посольстве о слежке за ним неизвестных лиц. Отделу IIIb понадобилось несколько недель, чтобы выяснить, кто были эти неизвестные. А затем Николаи, должно быть, велел своим связным со швейцарскими властями поручить их преследование местному суду. Это явно еще один пример «обезвреживания» спецслужб Антанты с помощью швейцарских судов по настоянию германского Генштаба, жертвами которого, по данным Николаи, за первые три года войны пали 14 французских шпионских организаций и 245 человек. В данном случае, по-видимому, германская сторона также снабдила суд «достаточным доказательным материалом… для обвинения»[2056], но, поскольку руководители бюро Бинт и Самбен находились в Париже, он не смог привлечь их к ответственности.

Слежка опасной парижской охранки за визитом Ленина в германское посольство в Берне 28–29 декабря 1916 г., наверное, вызвала в Большой ставке такую же досаду, как исчезновение Колаковского в декабре 1914 г. Для Людендорфа, весьма недовольного работой шефа своей разведки в первые месяцы деятельности 3-го ВК, это, возможно, стало последней каплей, заставившей подумать о его увольнении[2057] или, по меньшей мере, о резком сужении его полномочий. 8 января 1917 г. Людендорф распорядился о коренной реорганизации руководящего аппарата отдела IIIb. Он «расщепил» самую его верхушку, назначив своего бывшего сотрудника при Обер-Осте Фридриха Гемппа номинально заместителем начальника, а фактически — начальником разведки по востоку[2058]. Отдел IIIb был разделен на шесть секций, а руководство ими вверено Гемппу и Николаи в равных долях. Однако Гемппу достались важнейшие секции I (тайная военная разведка), III (контршпионаж) и J (внутренняя разведка). Новым инструментам разложения и разрушения Российской империи предоставили очень много людей и средств, дабы интенсифицировать текущие операции и задействовать новые рычаги дестабилизации российских общества и армии. По указанию Людендорфа Гемпп «тотчас взялся за усиление деятельности германских секретных служб против России»: «Уже в январе Гемпп посетил учреждения и подставные организации, занимавшиеся антироссийским шпионажем; от центра военной разведки „Берлин-Ост“ до стокгольмского филиала, от финско-прибалтийской организации до разведывательных групп в Швейцарии протянулся тайный фронт, который IIIb создал против России»[2059]. При этом Гемпп впервые смог оценить все масштабы немецкой разлагающей и подрывной антироссийской работы[2060]. Его выводы и ужесточенный контроль весьма пригодились Людендорфу для второго великого замысла по дестабилизации российской властной системы.

Почти одновременно с крушением морского «воздушного замка» Людендорфа назначение Протопопова с 18 сентября ст. ст. исправляющим дела министра, а с декабря министром внутренних дел предоставило еще одну возможность революционизировать Российскую империю. При этом разведка не рассчитывала на саму надежду выпестованной 2-м ВК «партии мира», а приставила к ней в помощники испытанного агента, который еще до войны доказал свою чрезвычайную эффективность и не давал повода заподозрить себя в «мечтах» о сепаратном, а тем более всеобщем мире, — известного как «минский палач» и подозревавшегося как организатор убийства Столыпина генерал-лейтенанта от кавалерии Павла Григорьевича Курлова. Этому сильно скомпрометированному и дискредитированному в глазах российской общественности ультраконсервативному противнику Столыпина теперь выпала задача довести «усталость от войны» (Бетман-Гольвег) российского административно-государственного аппарата, которой добивались разведслужбы 2-го ВК, до такой степени, чтобы можно было по мановению пальца Людендорфа обрушить обветшалое государственное здание «революцией сверху». Узнав о предстоящем назначении Протопопова, Курлов напомнил ему о старом полковом товарище «Павлике» и убедил его, что один он не в состоянии руководить Министерством внутренних дел и нуждается в курловской помощи. Протопопов, психологически не подготовленный к столь ответственному посту («Я всю жизнь мечтал стать вице-губернатором, а тут я министр!»)[2061], ухватился за предложение Курлова и сделал его «своим ближайшим советником»[2062]. Таким образом, инициатива, как и во всей дальнейшей истории их отношений, принадлежала исключительно Курлову[2063].